Здравствуй, 1984-й

Иванов Дмитрий

– И это, Штыба… – он доверительно вполголоса говорит мне. – Сегодня отец Фарановой приходил, ты бы там с ней поаккуратнее был. Я за тебя поручился, мол, парень с головой.

– Да вы что, Николай Николаевич. Мы просто общаемся, да и уезжаю я.

– Ну ты понял! Иди, я этого деятеля еще потерзаю, – вытолкал меня в коридор он.

– Ну, что там? – с жаром спросила упомянутая Аленка.

– Ерунда, пожар потушил! Э-э-э! Куда лезешь? – заорал я на паренька, копавшегося в щитке, не иначе по чьему-то поручению.

– Слушай, Толик, а ты и вправду верующий? Или так сказал? – неожиданно спросила Аленка.

Хм, ну у нее и вопросы. Зачем ей?

– Правда, мама меня и крестила, – вспоминаю прошлое

Толика. – И крестик дома есть.

– Я тоже! И у меня крестик есть! Я его не всегда ношу, но тебе скажу, – несколько сумбурно, запнувшись, призналась она. – Хочешь покажу?

– Покажи, – соглашаюсь с ней, думая: и на фига мне эта ее откровенность?

Аленка потянула меня на пожарную лестницу, ведущую на второй этаж, она обычно закрыта, и свидетелей сверху не приходится ожидать. Аленка расстегивает блузку, пару пуговок всего, и вытаскивает старинный серебряный крестик приличного размера.

– Вот, от бабушки достался, она меня тоже крестила.

Я с интересом заглядываю в расстегнутую блузку и обнаруживаю там грудь в бюстгальтере, может, уже и не нулевого, но и не первого размера.

– Толик! Ты куда смотришь? – возмущается Аленка, но блузку не застегивает и крестик не прячет. – У меня очень маленькая грудь.

Я хотел было сказать, что вырастет, а потом вспомнил, что нет, не вырастет и в восемнадцать, да и еще ранняя смерть у нее! Жить ей осталось лет пять, так как одноклассницу похоронили перед самым моим приходом из армии. Ничего, решил я для себя, попробую ее спасти, хотя и трудно это будет – она почти сразу после школы выскочит замуж и родит девочку, а муж, думаю, не сильно рад будет советам чужого мужика.

Мы попрощались, и я пошел домой, хотя Аленка намекала на «проводить». Дома решил подойти серьезно ко вчерашним мыслям, по-взрослому. Мозги наконец встали на место, и Толик уехал вглубь, а на первое место стало выходить мое взрослое сознание. Взял тетрадку и ручку и стал вспоминать все, что помню из будущего.

Землетрясения:

Спитак – декабрь восемьдесят восьмого.

Нефтегорск – двадцать восьмое мая девяносто пятого года. Дату помню точно, у первой жены там мама жила, которая хоть и не погибла, но пострадала.

Япония – вроде две тысячи одиннадцатый год. Ездил отдыхать в это время с семьей в июне на Черное море, а само землетрясение было весной, плюс там цунами было еще.

Гаити – не помню, но было сильное. И до японского в Индийском океане также было, смотрел фильм про него, дату не помню.

Другие катастрофы:

Чернобыль – весна восемьдесят шестого.

Саяно-Шушенская ГЭС – в районе две тысячи десятого.

Поезд взорвался из-за загазованности в результате прорыва газопровода в районе Башкирии – вроде до девяностого года. Там есть ориентир – за год ровно до этого взрыва был подрыв взрывчатки под Арзамасом, тоже на ж/д. Судя по тому, что я был в армии, дело было в 1988 или 1989 год.

Орлеан топило сильно в Штатах. Дату не помню.

Все. Ничего больше не выдавил из себя. И что? Напишу я японцам или американцам, мол, спасайтесь. Мне поверят? Пустая информация в основном – землетрясений не предотвратить. Дальше занялся политикой. Игры Доброй воли в восемьдесят шестом, ГКЧП в девяносто первом, распад СССР и так, по мелочи. Потом спортивные соревнования. Футбол помню отлично. Бокс, борьбу и прочие единоборства – фрагментно. Но все записываю.

Уверен был, что помню многое, а оказалось, что нет. «Может, все мои знания в башку к Толику не влезли?» – приходит ко мне бредовая мысль. Потом стал записывать бизнес-идеи и, дойдя до две тысячи десятого, бросил это дело. Там все ясно – купить по десять центов, продать по двадцать тысяч в конце семнадцатого, или еще дороже, но позже. Никакой бизнес такого дохода не даст. Год, когда действовало

незабвенное МММ, я помнил примерно – вроде девяносто четвертый, а когда продавать, знал – к середине июля. Я в свое время в феврале купил чуток этих акций, а потом в мае продал и корил себя, что рано это сделал. Акции-то дорожали, но брать боялся заново, понимая, что эту лавочку вот-вот прикроют. Заодно выписал еще несколько компаний, без дат, ну и другие разводы на деньги, вроде как почтовые переводы по списку восьмерым, те еще восьмерым и так далее. Было такое одно время повсеместно. Закончил я персоналиями, тупо записывая на всех, кого вспомнил из политиков и бизнесменов, информацию, ту, что мог вспомнить. Кстати, скоро Рейган станет президентом второй раз, а в следующем году к власти придет Меченый – Горбачев.

Удовлетворенно откидываюсь назад. Не потерять тетрадку бы. Прячу ее под коврик. Судя по количеству пыли под ним, это вполне надежное место, тем более убираюсь в своей комнате я сам.

Утром в новом костюме иду в школу. Настроение приподнятое. С собой ничего нет, даже сменки, а дневники мы еще вчера сдали нашему классному руководителю. По-советски украшенный спортзал намекал на торжественность, а меня так не впечатлил – одни лозунги из украшений. Последний звонок обычно для десятиклассников после экзаменов, но сегодня общешкольное собрание, оно же для всех, кроме восьмых и десятых классов, последнее.

После речи директора первым вызвали меня. Наградили двумя грамотами, одна от райкома комсомола, вторая от школы за доблесть на пожаре. Да, да, я не шучу, так именно и написано в грамоте – доблесть. Народ, в основном мои однокашники, малость офигел от моего героизма, остальным было все равно – меня в школе плохо знали, не звезда я. Потом всех отправили по своим классам для озвучивания оценок за год. Нам пока оценки не говорили, а лишь зачитали ведомости, у кого что выходит, ну и раздали дневники, оценки там стояли карандашом. Собрали два класса вместе и зачитали общую информацию, в том числе и по экзаменам. Со следующего года девятый класс останется один, человек пятнадцать из сорока закончат обучение на восьми классах.

На классном часе прощаюсь с друзьями, хотя смысла в этом нет – еще экзамены же, да и мало кто сразу уедет летом. Смотрю в свой дневник – чуда не случилось, одни трояки почти. Хотя четверка по труду – явно свежий подгон за пожар. Как же так, вы спросите, ведь в ведомостях тройки по всем четвертям? Да подправили уже все, комар носа не подточит, а дневники не хранят в школе. Итого, четыре четверки – черчение, изо, трудовое обучение и физическая культура. Поведение удовлетворительное. Тройки по русскому языку, литературе, алгебре, геометрии, истории, основам советского государства и права, географии, физике, химии, биологии, иностранному языку и музыке. А ведь ни одного урока по иностранному языку и не было у меня в новом теле. Я бы блеснул знаниями, ведь и немецкий, и английский у меня на хорошем уровне. Нет, может, каких советских хитростей я и не знаю и последних инструкций ВЦСПС не читал, но понимать иностранную речь и говорить могу уверенно. Ладно, что выросло, то выросло.

Эта мысль запала в голову, и, придя домой, я стал записывать свои навыки и знания, кроме языков. Бокс, борьба вольная – первый разряд, шахматы – третий разряд, навыки программирования, уж «бейсик» и «фортран» для меня – раз плюнуть, тем более языки простые. Более зрелые, вроде «паскаля» или Си++, знаю уже похуже, но уверен, могу кое-что. Навыки бывалого таежника – приходилось и на снегу ночевать, вернее, на лапах еловых, немного рыбачил, да это ерунда. Ох ты батюшки! В голове куча сюжетов книг и фильмов, знаю, что выстрелит. Вообще не писал про это, да тут и недели мало все описать. Будь что будет, пусть в голове хранится. Анекдоты, приколы, шутки? Мелочовка.