Здравствуй, Таити!
Шрифт:
Ко всему прочему художник тяжело заболел и вынужден был лечь в больницу. И словно всего этого мало — в Европе умирает его любимая дочь Алина, одна из пятерых европейских детей. Гоген, этот несгибаемый человек, совершает попытку к самоубийству. К счастью, слишком большая доза мышьяка вызывает рвоту, что и спасает ему жизнь.
На некоторое время Гоген откладывает кисть и палитру и поступает на работу в государственное учреждение в Папеэте. Он также сотрудничает в местном журнальчике «Осы», а затем основывает собственный иллюстрированный журнал «Улыбка», в котором остро критикует местную администрацию, духовенство и лиц, совершающих всякого рода злоупотребления. Эта журналистская деятельность приносит ему
В августе 1901 года Гоген переезжает на Маркизские острова. Его вынуждают к этому шагу растущая дороговизна в Папеэте и жажда переменить окружение. Гоген, этот неисправимый энтузиаст, мечтает о новых темах и месте, где он мог бы работать, свободный от материальных забот. Художник так и не нашел иного средства от громоздившихся перед ним трудностей, кроме бегства в неизведанные края спокойствия.
Для поселения Гоген избирает самый крупный остров архипелага — Хива-Оа. Средства, полученные от продажи имущества и земли в Пунаауиа, позволили ему построить дом на сваях в живописной долине Атуана. Над входом своего нового жилища он помещает вызывающую вывеску «Веселый дом».
Его «Веселый дом» навещает множество маркизских девушек. Они приходят в одиночку или со своими тане [25] , чтобы пить и гулять с Коке, у которого всегда есть ром без ограничений. Их много, но ни одна из них не годится для вахины: слишком стары (Пауура не захотела сопровождать Гогена в «дикую страну» — на Маркизы). Тогда художник берет себе девушку из местного пансионата. Это четырнадцатилетняя Ваеохо, которой он покупает швейную машинку и тридцать метров ткани, чтобы ей было чем заняться. Позже от этого брака родилась дочь [26] , которую художник уже не увидел. После Эмиля П, сына Паууры, это третий его ребенок, рожденный в Полинезии.
25
Тане(таит.) — муж, не обязательно законный.
26
Дочь художника Иана Тикаамата до сих пор живет на острове Хива-Оа, так же как его сын Эмиль на Таити. Эмиля я видел на улице Поля Гогена; он сидел на кромке тротуара, толстый, лысый, и за плату позировал туристам (примеч. авт.).
В Атуане Гоген довольно много работает. Ваеохо приносит ему не только ребенка, по и необходимое каждому художнику вдохновение. Уже несколько месяцев спустя он высылает своему парижскому посреднику Воллару двадцать новых полотен. «Мои бретонские работы по сравнению с Таити — розовая вода, а таитянские картины в сравнении с маркизскими будут одеколоном».
Ничто не ускользает от его внимательного, чуть косящего взгляда. Гоген пишет обнаженных женщин, сидящих на фиолетовой земле на фоне зелени и цветов апельсинового дерева («Золото их тел», Париж); двух вахин с лицами, полными серьезности, из которых одна мягким жестом показывает что-то другой («Призыв», Кливленд); молодую девушку под деревом, с волнением смотрящую на кого-то, проходящего мимо — странного и таинственного («Видение», Чикаго).
В Атуане Гоген встречается с множеством людей, в том числе со служащими местной администрации, жандармами, миссионерами. Они присматриваются к нему с инстинктивным недоверием, которое вызывает в людях все, что им чуждо, не в силах переносить эксцентричность и оригинальность художника. Им не нравятся дружеские отношения Гогена с полинезийцами, к тому же этот «полоумный маэстро» имеет смелость противостоять действиям администрации! Как когда-то его
В конце концов, этот прекрасный и несчастный человек вступает в острый конфликт с епископом и администрацией. Его обвиняют в оскорблении жандарма и приговаривают к трем месяцам тюрьмы и штрафу. Это уже не трагедия, а злая насмешка судьбы, которая сломила его. Организм, подорванный длительной болезнью и невзгодами, не справляется с ударом. Сердце художника перестает биться. 8 мая 1903 года Гогена хоронят на местном кладбище.
В ателье покойного художника нашли всего десять полотен. На мольберте стояла картина на неожиданную тему «Бретонская деревня в снегу» (Париж). Она, как и остальные, пошла с молотка. Но на Маркизах никто не купил ни одной картины. Их перевезли в Папеэте и продали по нескольку франков за каждую. «Бретонская деревня в снегу» (названная «Водопад Ниагара») была продана за семь франков. Несколькими годами позже полотно оценили в десять тысяч франков!
В настоящее время на мировом рынке «гогены» достигли невероятной цены. Они украсили не одну европейскую и американскую галерею. Люди рвут из рук самые крошечные эскизы великого мастера. Да уже вскоре после смерти художника многие начали перетрясать подвалы и чердаки в надежде найти завалявшийся холст. Но в свое время ко многим дарам Гогена относились без всякого уважения: холсты выбрасывали в реку или на помойку, отдавали играть детям, использовали как подстилки.
Позднее картина «Ты ждешь письма?» была продана за сто восемьдесят миллионов франков. Рекордную цену — миллион четыреста тысяч долларов — дали в 1976 году на аукционе в Нью-Йорке за «Натюрморт с японским эстампом». Это самая высокая сумма, какая была когда-либо получена за произведение постимпрессиониста.
Деятельность Гогена-художника продолжалась недолго, около двадцати лет. Великий мастер подарил людям то, что принесло одним — богатство, другим — радость, третьим — вдохновение, возможность оторваться от круговорота будничных забот. Если бы Гоген мог узнать о своем посмертном признании и славе, он разразился бы в своей могиле гомерическим смехом.
При посещении Музея Гогена стоит держать в памяти его верную мысль: «Обязанность художника — работать так, чтобы в искусстве идти вперед».
Залив Паопао — самый прекрасный в мире
Из Папеэте на остров Муреа я добрался на небольшом суденышке «Ниумару», принадлежащем китайцу. После Таити Муреа занимает второе место по привлекательности для туристов. Иностранцев, которые появляются на архипелаге, сначала везут на этот остров, удаленный от столицы на неполных девять миль. Нельзя уехать с Таити, не осмотрев Муреа, который, как гласит легенда, «был создан из меньшего плавника большой рыбы».
Похоже, что мне повезло: «Ниумару» отходит лишь с двухчасовой задержкой — по-таитянским понятиям это нормально, опоздания на сутки здесь не такая уж редкость.
Короткие, рваные волны треплют суденышко, но оно скачет по гребням, как поплавок, и неудержимо устремляется вперед, разрезая воды своим стальным корпусом. У штурвала — сам капитан Таароа, который уже девять лет ходит на этой посудине по океану. Прежде чем наняться к китайцу, он плавал на «Майре», самом крупном судне, обслуживающем эту линию.
Пассажиры «Ниумару» лежат вповалку на палубе, каждый на своих узлах. Только двое молодых таитян стоят, придерживая мотоциклы, чтобы не упали. Между ними крутится матрос, собирающий деньги за проезд.