Здравствуй, земля героев!
Шрифт:
В кафе царили тишина и прохлада. Убаюкивающе гудела линия доставки, голографические пирожные кружились под «Вальс цветов» из «Щелкунчика»; печь издавала вкусный сосновый аромат зиры и корицы.
Обслуживали кафе две официантки в коротеньких белоснежных халатиках. Беленькая немилосердно тянула гласные, надолго застревая между словами. Черненькая, наоборот, трещала без остановки. Владислав Борисович не раздумывая двинулся к ней – он торопился.
– Девушка, – ткнул он в витрину, – вы не покажете мне эти чудные коричневые штучки?
Брови
– Почему не покажу, почему? Мы что, с вами поссорились?!
– Э-э…
– Таки я удивляюсь. Таки вы покупаете медовый пирог леках, но совершенно не разбираетесь в вопросе. Бирута! Немедленно накорми господина кодафой и приготовь кофе!
Беленькая неторопливо провальсировала к кофейному аппарату.
– Позвольте… я…
– Таанзанийский? – пропела она с неподражаемым акцентом. – Копи Луувак? Антарееспрессо? Что выи будьете заказьивать?
Владислав Борисович понял, что пора перехватывать инициативу. Иначе он так никуда и не уедет.
– Кенийский, пожалуйста. Без сахара и сливок, и к нему… э-э… леках.
– Не смешите мой кассовый аппарат! Кенийский, я умоляю! Вы думаете, в Кении кофе? Вы пробовали когда-нибудь хороший кофе? Возьмите ригельчино и забудьте эту дрянь. На худой конец выпейте денебики или алголики.
Перед инспектором возникли три дымящиеся чашки. На прилавок шмякнулось блюдце с разными пирожными.
«Сумасшедшая планета, – подумал де Толль, отступая в глубь зала. – И люди сумасшедшие».
Чтобы не спорить с официанткой, инспектор устроился за столиком в уютной нише: среди декоративных мешков кофе, просмоленных бухт каната и якорей. У окна шушукались подростки: мальчишка в курсантской форме и девушка в майке цвета хаки. На столике валялись пластиковые листы, помаргивал огоньками мольберт-ноутбук, полупустые чашки с эспрессо опасно сгрудились у края столика.
Заметив де Толля, подростки умолкли. Девочка сгребла со стола несколько листов и решительным шагом двинулась
– Разрешите?
– Садитесь. – Де Толль придвинул к ней одну из чашек. – И пригласите вашего друга, раз уж на то пошло.
Курсант не заставил себя ждать.
– Итак, слушаю вас, молодые люди, – объявил Владислав Борисович, когда тот уселся. – Что вы хотели у меня узнать?
– Вы – чиновник Фронтира? – уточнила девочка, демонстративно не замечая пододвинутой чашки.
– Точно так. Владислав Борисович де Толль, инспектор по делам пограничных миров. А вы, если не секрет?..
Подростки переглянулись:
– Яри.
– Катя.
– Что ж, вот и познакомились. А теперь изложите ваше дело, но по возможности короче. Я тороплюсь.
Катя развернула один из пластиковых листов и положила на стол, бесцеремонно сдвинув блюдца.
– Дело вот в чем. Я – эмпарт.
– Простите, как? Эмпат?
– Нет, эмпарт. Это редкое умение, восприятие и сопереживание через искусство. Я рисую людей… ну, такими, как когда они не притворяются. Понимаете?
– Если честно, то не совсем. – Де Толль украдкой посмотрел на часы.
– Я
Де Толль склонился над рисунком. Художница, несомненно, обладала талантом: выражения лиц, силуэты – все было схвачено весьма удачно.
– Ваша татуировка. Видите? У вас ведь есть татуировка планарного меча?
Владислав машинально натянул на запястье рукав пальто. Да нет, чушь. Сквозь ткань разглядеть татуировку мог разве что колдун. Или другой мастер меча.
– А вот женщина, которая к вам подошла. Та, светловолосая… Вы вместе вошли в здание вокзала.
– Женщина… Не пойму, к чему вы клоните.
Катя захлопала ресницами:
– Но у нее четыре руки! Видите?
– Мало ли. Пикассо к примеру женщинам уши на подбородке рисовал.
– Я не Пикассо, а эмпарт! И если у человека на моем рисунке четыре руки, значит, он асур.
– Точно! – подтвердил Яри. – Катька никогда не ошибается.
– Хорошо, хорошо, – инспектор развел руками. – Но что с того?
– Как что? – хором воскликнули подростки. – Она же шпион!
– Ее остановить надо, – добавил Яри. – А то она вокзал взорвет или гипновирус в интернет запустит, – и указал глазами на агитплакат над де Толлевым столиком.
На плакате асурский громила тыкал в монитор компьютера дискеткой с торчащими из нее зубастыми головастиками (вирусами, надо полагать). Человек в шляпе и пальто – копия де Толля – готовился вонзить в его спину меч с надписью «firewall». «Пользуйтесь лицензионным программным обеспечением „Ослябисофт“, – призывал плакат, – это патриотично».
«Хорошее поколение растет, – вздохнул де Толль. – Только бестолковое… Но это быстро проходит».
– Помилуйте, господа. А я тут при чем?
– Как при чем? – опешили те. – Шпионка же!
– Молодые люди, – устало объяснил инспектор, – шпионы – это дело луврских госслужб. Это их обязанность – ловить резидентов. Понимаете?
– А ваша?
– Моя обязанность – следить, чтобы вы в пограничье человеческий облик не потеряли. Я – всего лишь скромный чиновник, доживающий последние дни до пенсии. Послезавтра инспектаж тю-тю, ибэдэ – тоже. Я становлюсь старым пердуном в отставке и с чистой совестью лечу на Дач-ное-8. Там газовый гигант терраформировали, слышали?.. Стану выращивать вишнаны, яблонику… Вы кушайте пирожные, кушайте.
– Значит, вы нам не поможете?
Инспектор вздохнул. Жизнь научила его разбираться в лицах. Если судить по Катиному, художница собиралась в одиночку напасть на «шпионку», избить, связать и…
О том, что следует после «и», с такими лицами обычно не задумываются.
С другой стороны – ну не отменять же из-за детских бредней важные дела?!
– Сделаем так. У меня сейчас встреча, – он вновь посмотрел на часы, – зато потом я относительно свободен. Давайте в полвторого… или нет, полтретьего встретимся здесь же. Тогда и обсудим. А до того времени – никакой самодеятельности. Соглашаетесь?