Здравствуйте, доктор! Записки пациентов
Шрифт:
Задумался.
— Ну хорошо. Конечно. Пусть зайдет ко мне, когда приедет, — я дам ему координаты и телефоны. Кстати, мы вынуждены перевести вас в другую палату.
Я не хочу в другую палату, но, что делать, собираю свои пожитки и плетусь на новое место.
Итак, в новой палате четверо больных, четыре сиделки при них плюс постоянно толкущиеся гости! Прямо центр города по сравнению с моей прежней тихой окраиной.
Разложив вещи, оглядываюсь. Все женщины кажутся нормальными, но это только на первый взгляд. К каждой приставлена сиделка — они
Галя
Частному предпринимателю Гале Кармановой запретили вставать с постели. Но Карманова чихать хотела на запреты. «Чихать я хотела!» — так и сказала. И выругалась.
Сиделка Таня, устав уговаривать свою подопечную, подняла решетчатые бортики кровати. Но и на бортики Карманова чихать хотела. Как только количество никотина внутри организма убывает, Галя перелезает через боковые решетки и убегает в курилку, прихватив мобильный телефон. Она не верит врачам и не слушает уговоров. Единственное, что ее беспокоит, — это ее магазинчик. Галя очень раздражительна и постоянно орет в телефон на помощников, членов семьи и складских работников. Крик разносится из курилки на весь этаж.
Сиделка, отчаявшись удержать Карманову в постели, нажаловалась врачам. Приходил Илья Вениаминович, уговаривал. Потом приходил Андрей Семенович. И тоже уговаривал. Все это время Карманова лежала молча, насупившись. Врачи, решив, что запугали Галину страшными последствиями, ушли.
— Пошшшли бы вы! — зашипела она им в спины.
Вот это новость, что ж она так шипеть-то начала?
К вечеру у резвой Кармановой пропала связная речь. А затем исчезла и несвязная.
— Сссссс… Шшшшшш… Сссссссс… — шипит она, пытаясь ответить на звонок мобильника, и с раздражением отбрасывает бесполезную теперь вещь.
— Ну все, заметалась. Бессонная ночь гарантирована, — вздыхает сиделка Таня.
Потеря речи не насторожила Галю Карманову. Вечером она упрямо перебирается через решетки и идет в курилку, злобно сверкнув глазами на предложение сиделки Тани отвезти ее покурить на каталке, лежа.
Ночь, вопреки ожиданиям, проходит спокойно. Карманова, получив необходимые уколы и очередные запреты-наставления, мирно проспала всю ночь.
Утром, померив обязательную температуру, она пытается перелезть через бортик. Но левая рука за бортик не хватается, а левая нога не поднимается.
Эх, тетка… К чему тебе теперь срочная оптовая закупка по выгодным ценам?
Резвая женщина — частный предприниматель сорока трех лет наполовину парализована. Но пока еще может контролировать естественные отправления, то есть ходить на судно — с облегчением обнаруживает сиделка Таня.
К вечеру оказывается, что ее парализовало уже полностью. Карманову увозят в реанимацию.
На следующий день узнаем от сиделки Тани, что ночью Галя умерла.
* * *
Мои
Со дня на день определится качество дальнейшей жизни… а может быть, и сама возможность продолжения этой жизни.
Каждый вечер, лежа в темной палате, я смотрю сквозь потолок в небо. Как со дна колодца. Туда, где из града золотого наблюдает за созданным Им миром Сущий Вседержитель.
«Я знаю, Господи, что моего мнения никто не спрашивает. Я знаю, что все происходит так, как надо. Причем всегда.
Я все равно хорошо себя чувствую. И даже очень хорошо себя чувствую. Голова, конечно, болит. И швы, конечно, тянут. Но в легких ведь чисто? Там же нет метастазов. Ну вот! А еще — у меня внуки будут. Скоро. И белый цветник на даче не сделан. А? Как думаешь, Боже? А впрочем, воля Твоя…»
Дальше меня срубает снотворное — в отделении феназепам выдают каждому желающему.
Филемон и Бавкида
В нашей палате живет мужчина. Здесь он ест, спит, умывается, бреется, помогает, чем может, сиделкам и делится с курящими сигаретами.
Это — Георгий, муж Антонины. Отставной военный и его жена, заслужив небольшие пенсии от государства, уехали жить в деревню. Там они завели хозяйство и приготовились наслаждаться свежим воздухом и натуральными продуктами.
В один черный день Антонина нагнулась за ведром и свалилась.
Врачи уложили Антонину в палату на неделю — для симптоматического лечения и подготовки к операции. Вставать запретили.
Георгий остался с ней — вместо сиделки. Первые три ночи он НЕ ЛОЖИЛСЯ СОВСЕМ. Спал сидя, облокотившись на спинку стула и положив голову на руки. В дальнейшем, вняв уговорам сиделок, Георгий стал спать не вертикально на одном стуле, а лежа на трех, выстраивая их в рядок в проходе между кроватями.
Антонина — почти в себе, понимает речь, связно разговаривает. Иногда у нее бывают короткие громкие заскоки — тогда она плачет или кричит. На кого? Конечно, на своего мужа. Георгий переносит ее крики с поистине ангельским терпением. «Ведь это же не она, не Тонечка, бунтует, — говорит он мне, иногда присаживаясь рядом. — Это болезнь».
Каждое утро он умывает свою жену, причесывает ее и начинает урок памяти. Георгий спрашивает: как ее зовут, как зовут детей от первого брака, заставляет вспоминать сегодняшнее число, день недели, сколько лет детям, когда их дни рождения. Антонина послушно отвечает — помнит почти все. Несколько раз в день она начинает распевать революционные песни про молодого бойца, про каплю крови густой и про орленка. После смерти Кармановой я слушаю Тоню с удовольствием — какое счастье, что она не порывается встать, как хорошо, что она не шипит, а внятно и громко поет.