Здравствуйте, я ваша мама!
Шрифт:
– Нет, мне психика ребенка важнее.
Я прижала к себе Колю, уловившего, что творится нечто плохое – я чувствовала его напряжение.
– Мне плевать, что думаете вы. Есть установленные правила, которые следует соблюдать, – продолжил мужчина спокойным голосом, но таким, что можно гвозди забивать. – Спрятаться за юбку женщины всегда можно успеть. Я заеду сегодня к вам домой ближе к вечеру. Есть моменты, которые нам необходимо обсудить.
Я прищурилась.
– Давайте не будем ругаться. Вы оба сегодня хороните родного вам человека. – В моих глазах данный индивид
– Я заеду домой ближе к вечеру, – повторил мужчина. – Нам есть что обсудить.
Вот и познакомились с родственником. Я легонько кивнула, будто аристократка, и развернула ребенка к выходу. Хочешь оскорбить кого-то – оскорби его вежливостью. Она многих бесит похлеще хамства. Обернулась и увидела его, опиравшегося на трость и шедшего в сторону пламени. А ведь его не было в той толпе. Тогда кто ж на меня так смотрел, что я вздрогнула?
***
Мы подошли к нашей карете с единорогами. Те стояли, ржали и топали копытами.
– Им не нравятся кладбища. Они чувствуют смерть и горе, – трагически заметил Густав, поглядывая на единорогов. – И трава тут невкусная.
Я глянула на кладбищенскую поросль, которая в тон настроению была серой, а местами и черной. Да, будь я конем, тоже бы не жевала такую.
– А пегасы?
– Кто? – недоуменно уставился Густав.
– Единороги без рога, но с крыльями, – объяснила, как смогла.
– Нет, таких нет, – отмахнулся он. – У нас драконы, фениксы летают и иногда люди, правда, только с обрыва.
Вскоре показался Юстас, а позади него другие люди. Или нелюди.
– Мы бы хотели выразить соболезнования юному Николаю, – сказал высокий и худой мужчина. На гладковыбритом, слегка вытянутом лице светились янтарные глаза, и создавалось ощущение, что они вот-вот зажгутся. На его черном пиджаке висел значок с огненной птицей. И нет. Не было в его взгляде того мороза, что я испытала на кладбище.
– Благодарю, – ответила, а ребенок вновь спрятался за моей спиной. – Николай, что надо сказать?
Что ж он всех так боится?
– Спасибо, – пропищал мальчик.
– Меня зовут Фейтон Айкоз. Если у вас возникнут финансовые трудности, вы всегда можете обратиться к нам в банк «Возрождение», – он протянул мне маленький свиток, перевязанный узкой атласной ленточкой. – Мы поможем в любое время и любой суммой. Думаю, в скором времени вам это пригодится.
Он легонько улыбнулся. А вот Юстас аж выдохнул, когда Фейтон отошел от нас.
Мы втроем сели в карету, причем секретарь так спешил, будто за ним гнались зомби. Я бы не удивилась, если бы тут и нежить существовала.
– Юстас, а насколько у нас все плохо? – спросила, читая свиток. Обычная визитка – вклады, кредиты, семейное ведение финансов…
– Отец Николая владел землей, на которой изначально выращивали розовых пони, потом единорогов.
Что-то я не припомню никаких животных хотя бы рядом с домом.
– Они в другом месте?
– Нет-нет. Они все в фамильном поместье… Раньше были.
– Насколько раньше? – спросила, прикидывая масштаб катастрофы.
Дом-то огромный. И если и тут
Юстас скривился, поглядывая на Николая.
– Единорожки пропали, когда мне было столько, – Николай показал пять пальцев. – Пони я не помню.
– Юстас?
– Отец Николая – банкрот, – ответил юрист.
Чудесно! Нам еще и жить не на что.
– Как? А я тогда здесь зачем?
– Дом. Пока жива мать, дом никто не заберет… – Юстас замешкался.
– Продолжайте, – я нервно улыбнулась.
– Но тут такая ситуация… Дом заложен в банк за долги.
У меня медленно поползли брови на лоб. Размер нашей катастрофы становился сравнимым с черной дырой.
– А дядя?
– Клейтона Даффа не было здесь около семи лет, насколько я знаю. Мы с Терри Клейтоном – отцом Николая, не знали, вернется он или нет. И я не думал, что вернется сейчас. В любом случае вы можете с ним договориться.
С этим морозильником? Ладно – с сексуальным морозильником, но все равно!
– Так. Я согласилась съездить с Николаем на кладбище, но я не подписывалась на отработку чужих долгов. Напомню – я даже не мать ему, – прошипела.
– Нет-нет, что вы! Я краем уха слышал, что господин Клейтон Дафф хочет остаться в Визарии – это город-столица, где мы сейчас находимся. По закону Николай – наследник дома, если жив один из родителей. Но если оба мертвы – наследство переходит по ближайшему родству. Точнее, к дяде. Но вы можете попробовать договориться с господином Клейтоном на выкуп дома с долгами.
Сомневаюсь, что он согласится после нашего разговора на кладбище.
– Предлагаете обмануть его и продать дом с долгами?
– Нет, ни в коем случае! Я поставлю в известность господина Даффа. Проблема в том, что сумма долга составляет стоимость дома…
– Стойте! – я выставила руку вперед. – Вы хотите сказать, что ребенок остается на улице?
– Я не хочу на улицу, – всхлипнул Коля.
– Теоретически я бы могла забрать его в свой мир.
– Но фактически мы не можем в нем жить. Только взаимодействовать, – тут же отметил Юстас. – Есть еще вариант – отправить мальчика в приют.
То есть у нас ничего нет, семья в долгах, и Николая отдать в приют – единственный вариант. Пожалуй, некоторые вещи не стоит говорить при ребенке, но тут уже выбора просто нет. Я могла его бросить вот прямо сейчас, пока не привязалась.
Да, цинично. Но стоп. У нас есть крыша над головой, пусть она и не совсем наша. Так, придумать, что делать, можно. Устроюсь на работу, делов-то. Может, оставим этот дом, возьмем какую-нибудь квартиру поменьше в городе…
Коля улегся мне на колени, обняв двумя руками. Я провела рукой по его слегка вьющимся волосам, выпрямляя их. Нет, я же не совсем сволочь, чтобы оставить ребенка одного, когда он попросил о помощи. Вот если бы это было не нахрапом… Хотя не поверила бы я ему, заявись он ко мне домой и расскажи о своем мертвом отце и о том, что он дракон. И вообще, у Коли есть дядя. Родной, между прочим. Что, он бросит ребенка на произвол судьбы? Или отдаст в приют?