Зельда Марш
Шрифт:
В девять часов Миранда тихонько отворяла дверь и приносила кофе. Обе они с миссис Харни окружали Зельду нежнейшими заботами.
Однажды вечером приехал к обеду гость.
— Один друг нашей семьи, — объяснила хозяйка.
Но когда Зельда, принарядившись, вошла в гостиную и ей представили седовласого господина с чопорными манерами, у нее замерло сердце: гость оказался судьей Чизбро.
Во время обеда она старалась сохранять непринужденность, но как только он окончился, сослалась на головную боль, спустилась
— Что же это? — спросила она у стен.
Хитрая миссис Харни! Предусмотрительная мамаша! Нет, это нехорошо с ее стороны. Она думает только о сыне, об удовлетворении его желания, и судье Чизбро предстоит устранить формальные препятствия.
Развод… Освобождение от Джорджа… Она больше не будет «миссис Петерсен». Полгода свободы, а там новый брак… «миссис Томас Мэтью Харни» — и вечный страх, что призрак прошлого снова ворвется в ее жизнь, страх, который все будет отравлять!
Нет, довольно лжи, довольно зависимости и тревог! Но где же выход?
К десяти часам выплыла луна, выткала серебряные узоры на плитах двора. У реки звонко кричали лягушки, где-то в лесу гукал филин. Зельда слышала, как мужчины вышли из дома и, скрипя сапогами по гравию, пошли по дорожке. Послышался мягкий голос миссис Харни, желавший им доброй ночи, стук захлопнутой двери и потом тишина. Только по-прежнему кричали лягушки.
Долгие бессонные часы… Полоса серебряного света на полу комнаты становилась понемногу уже, уже, вот она превратилась в совсем узенькую полоску и исчезла наконец при первом бледно-розовом мерцании утренней зари.
Бессонная ночь послужила ей предлогом не выходить из комнаты до самого полудня, когда Миранда сообщила, что судья Чизбро уехал обратно в Нью-Йорк, так и не дождавшись ее появления.
День прошел, наступил вечер, еще лучше вчерашнего. Обедали поздно, при свечах, на террасе, где было прохладнее и где тяжело и сладко благоухали каприфоли. Ночные бабочки бились об абажур. Стол сверкал серебром и хрусталем, нежные краски фарфора соперничали с нежнейшими тонами роз в вазах. Когда допивали кофе, на небе стоял уже круглый диск луны, мерцавший сквозь черную листву дубов.
Том был в прекрасном настроении: он получил телеграмму от Генри Мизерва, что поправки в третьем акте его вполне удовлетворили, «Горемыка» принята и присутствие автора необходимо, так как репетиции начнутся через неделю.
— Это значит, — весело и громко сказал Том, прочитав телеграмму, — что я отправляюсь в Нью-Йорк завтра, и «Харни-Кул» не скоро увидит меня снова.
— Мне, очевидно, тоже надо будет ехать, — заметила Зельда. — С трудом верится, что лето уже кончилось.
— Ну нет, далеко еще не кончилось, — возразил Джон. — Еще месяц-другой простоит чудная погода.
— Так ты оставайся здесь и наслаждайся ею, дядюшка.
— Нет, нет, скоро придется
— Да, — подхватила Зельда, — это было самое лучшее лето в моей жизни.
— И в моей, — как эхо откликнулся Том, глядя ей в глаза.
— И в моей, — тем же тоном повторил Джон, и все засмеялись. Однако в этом смехе пряталась какая-то печаль.
Когда встали из-за стола, Том сошел по ступенькам в сад.
— Как здесь чудесно!
Но его услышала одна только Зельда, так как остальные перешли в гостиную. Она сошла к Тому, и оба, стоя рядом, смотрели на луну, показавшуюся из-за деревьев.
— Сентябрьская луна… Ведь в этом месяце — сбор урожая?
— Откуда мне знать? — засмеялась Зельда. — Не спрашивайте жителя Калифорнии, когда сбор урожая. Он собирает его круглый год. — А помолчав, добавила: — Сентябрь оказался счастливым месяцем для вас. Вы должны теперь чувствовать себя счастливейшим человеком в мире.
Том не ответил, но его молчание говорило, что он другого мнения. Зельде вспомнились долгие томительные часы прошлой ночи — и она тоже стала молчалива. Они вошли в тень дубов и медленно побрели по запущенному саду мимо розовых кустов и дальше вдоль полуразрушенного забора. Царственное сияние лилось с неба, теплая ночь была полна ароматов. Молодые люди присели на скамейку у пруда. Ни один из них не нарушил зачарованного молчания. Грустные мысли занимали обоих, и каждый понимал настроение другого.
После долгой паузы Том спросил:
— Почему вы ушли к себе?
Она затаила дыхание и ничего не ответила.
— Почему? — настаивал Том.
И так как ответа по-прежнему не было, добавил угрюмо:
— Это значит, что всем моим надеждам — конец?
Пущенный им камешек упал на середину мелкого пруда, и холодный луч луны заиграл на расходившихся по воде кругах. Ветерок шевельнул розовые кусты.
— Том, — со вздохом шепнула Зельда, — неужели вы не можете раз и навсегда отказаться от меня.
Теперь была очередь Тома не отвечать.
— Я — неподходящая для вас жена… даже если бы я была свободна.
— Глупости! — резко сказал он. Минута напряженного молчания, потом — взрыв! — Зельда, Зельда! Я не могу жить без вас! Вы для меня — начало и конец всего. Почему, почему, почему вы не можете забыть прошлое и вместе со мной пойти навстречу будущему? — Он порывисто наклонился к самому лицу молчавшей Зельды. — Я был послушен, я не надоедал вам. А теперь мы оба вернемся в город, и тысяча людей и забот встанут между нами. Я подолгу не буду видеть вас. Вас засосет одно, меня другое. Нет, не могу я отказаться от вас!.. Не могу!.. Эти несколько недель, что мы были вместе, я жил как в раю. Разве и вы не испытывали то же, Зельда, скажите?