Зельда Марш
Шрифт:
— Но где же вы были, Том? Неужели вы не досмотрели пьесу? И не слышали, как вас вызывали?
— Я ушел, не дождавшись конца. Я не мог больше…
— О господи…
Забыв об усталости, она повела его в уголок за пальмами. Подумать только, Том не видел финала, не присутствовал на общем их триумфе! И как можно точнее принялась описывать все, что происходило в театре: вызовы, речь Мизерва, восторги зрителей, поздравления за кулисами…
— Ваша мама была там, и Джон, и судья, и сам Фэркхэрсон, и Бэйтс из «Солнца», и все, все
— Говорю вам, что я не мог дольше вынести этого, я должен был уйти.
— Но чего, чего вы не могли вынести? Том наклонился к ней, охватил голову руками:
— Зельда, вы не знаете, как велики вы были сегодня! — Голос его дрожал и обрывался. — Я смотрел свою пьесу, но это была не она, это была чья-то чужая пьеса. Я видел только вас, вас, «Горемыку», вас, несчастное создание, раздавленное жизнью, но сохранившее свои мечты и иллюзии, которых у нее никто не мог отнять… Клянусь вам, Зельда, я дрожал, как будто в первый раз слышал все эти слова, как будто не сам я их сочинил! Вы были просто изумительны, и я так… я недостоин вас, Зельда!
Он упал перед нею на колени и уткнулся лицом в ее платье. Рука Зельды коснулась его кудрявых волос и тихонько погладила их — в глазах стояли слезы.
— Я рада, что вам понравилось, Том.
— Разве это могло не понравиться!
— Но ведь, в конце концов, это — ваше создание. Я только пыталась верно передать образ вашей героини.
— Нет, это не так! — страстно возразил Том, все еще оставаясь на коленях. — Говорю вам, это не я, а вы создали ее! Я больше ни одной пьесы не напишу без вас! Вы должны выйти за меня замуж! Должны обещать мне это, Зельда! Вы для меня — пища и воздух, без вас я — ничто.
— Тсс! — Она приложила пальцы к губам Тома.
— Скажите «да», скажите, что будете моей женой! Сегодня вечер первого представления моей первой пьесы и вечер вашего успеха — пусть же он будет и вечером нашего обручения!
Она улыбалась его горячности. Но при последних словах лицо ее стало холодно и замкнуто.
— Том, вы же знаете мое решение.
— Ах, я знаю все, но сегодня, когда я сидел и слушал, как вы вкладывали жизнь, красоту, правду в мертвые слова, я почувствовал, что люблю вас больше всего на свете! О Зельда, возьмите меня!..
— Но, Том…
— Нет, нет, довольно этих «но». Согласны вы или нет? Обещайте, что будете моей женой!
— Я — жена другого человека.
— Ну этого скоро не будет. Что значит год ожидания, если вы будете моей невестой?
— Не употребляйте таких слов.
— Отчего? Два часа тому назад, потрясенный, я убежал из театра и все ходил по улице, поджидая вас, и твердо решил, что не уйду сегодня отсюда, пока не добьюсь обещания. Я не допущу больше, чтобы вы прогнали меня или убежали сами, как тогда в деревне!..
— Да обдумали вы…
— К черту обдумывания! Я не обдумывал, а прочувствовал все, что говорю!
Она заглянула
Глава восьмая
— Я, кажется, никогда к этому не привыкну, — сказала Зельда, глядя из окна автомобиля на заполненную людьми улицу.
— К чему не привыкнете? — спросил Том.
— К моему имени на световой рекламе.
— Вы бы лучше поторопились. Успеете насмотреться. Ваше имя сияет здесь уже три месяца, и не будет ни одного театрального сезона, когда бы оно не появилось на Бродвее.
Зельда недоверчиво засмеялась, хотя ей были приятны слова Тома.
— В нашей профессии всякое бывает, — напомнила она ему. — Как говорит ваш дядюшка Джон: «сегодня вы наверху, завтра — внизу». Во всяком случае у меня уже никогда не будет роли лучше, чем «Горемыка».
— А «Лисица»?
— Мне не нравится это название, Том. По-моему, то, другое, что вы придумали вчера, гораздо лучше.
— Генри его забраковал…
— Генри вы предоставьте мне. Вы имеете право называть свои произведения как хотите, как считаете нужным… Который час, Том? Как бы мне и в самом деле не опоздать!
Том посмотрел на часы:
— Три четверти восьмого.
— О, еще уйма времени. Стефенс никогда не дает звонка раньше половины девятого… Смотрите, смотрите, вот опять! Разве не красивое зрелище?
Он перегнулся через ее плечо, чтобы увидеть ярко сверкавшие буквы над входом в театр: «Зельда Марш в «Горемыке»».
— Когда-то давно мне снилось это, — подумала вслух Зельда, — автомобили и кареты, подкатывающие к подъезду, толпы народа… Но я не думала, что этот сон может стать явью, да и теперь все еще не могу привыкнуть. Только… Одно нехорошо…
— Что?
— Несправедливо, что и ваше имя не сверкает там наверху.
— Бедные авторы всегда в загоне, — весело засмеялся Том.
— Но что стоит актер без хорошей пьесы?
— Но что стоит хорошая пьеса без талантливого актера? — передразнил он ее. И прибавил уже серьезно и тихо:
— Как видите, мы не можем обойтись друг без друга. Представляете, с каким чувством я смотрю на имя своей будущей жены, блистающее там наверху у всех перед глазами? — Он указал на сиявшую как раз над ними надпись. Их автомобиль успел уже подъехать к самому театру.
Зельде всегда становилось не по себе, когда Том заговаривал о их будущем. Он так верил в него — а ей оно казалось зыбким, неверным, хотя она и уполномочила судью Чизбро начать хлопоты о разводе с Джорджем. Порвать последнюю связь с Джорджем она очень хотела, но ее смущал вопрос о Томе. Она любила Тома, ставила его выше других, но почему-то ей было жутко думать о браке с ним.