Зелёная кровь

Далин Макс Андреевич

По экрану поплыли титры. Тео машинально щелкнул кнопкой на пульте. Картинка на экране сменилась. Нарисованная красотка в броне всадила огненную стрелу в фиолетовое чудовище с сотней извивающихся щупалец и страшной мордой, похожей на череп мастодонта. Грохнул взрыв, брызнула нарисованная кровь. Тео еще щелкнул. С экрана прямо на него взглянул невидящими глазами труп, полузасыпанный щебенкой; его окровавленное лицо пересекал кусок ржавой арматуры.

– ...крупнейшее за последние триста лет землетрясение на Юго-Востоке, - послышался голос диктора. Теперь Тео видел широкую панораму города, стертого в щебень и пыль, снятую, вероятно,

с вертолета. Посреди серых руин ярко выделялись оранжевые комбинезоны спасателей и желто-оранжевые попоны ищеек, вынюхивающих под развалинами чудом выживших людей.
– Только по официальным данным чудовищная катастрофа унесла более тридцати тысяч жизней. Разрушены школы и больницы, целые области Юго-Востока остались без тепла и электроэнергии. Продолжаются спасательные работы. В числе спасателей - и наши соотечественники... А теперь - о новостях спорта...

Тео снова переключил канал. Его познабливало. На экране возник молодой рокер в черной хламиде, украшенной длинной цепью из золотых Бабочек Лиги, с лицом, выражающим холодное отчаянье, обнимающий старомодный микрофон. Стонали гитары, завывал орган, по лицу певца проносились красные блики, его голос был безнадежно насмешлив:

– ...А если вас тревожит эта дрожь под абажуром,

И если не ласкают слуха звуки канонады,

Доешьте ананасы и рябчиков дожуйте -

Все под контролем, ни о чем жалеть не надо...

Запел телефон. Тео принял вызов.

– Необычная передача, правда?
– спросил Хольвин.

– Что это за бесовщина?
– растерянно спросил Тео.
– Это вправду мертвяк? Что это за кошмар? Теперь это возможно - мертвяк, выступающий по телевидению? Что случилось?

– Землетрясение на Юго-Востоке, - сказал Хольвин.
– Ты веришь в Зеленого, Тео?

– Что такое Зеленый? Я слышал от псов это словечко...

– Завтра все расскажу. Завтра заеду к вам из ветеринарной клиники. У нас в Лиге считают, что в мире кое-что меняется, и меняется не к лучшему. Я рад, что ты это видел. Легче поймешь. До завтра.

Тео положил телефон. Он вспомнил имя рокера. Грегор из команды "Влюбленный леший". Говорили, что он вместе с басистом и ударником группы состоит в Лиге, в отряде добровольцев. Насмешливый и печальный голос Грегора произносил вслух разрозненные, потерянные мысли самого Тео:

– ...Посидим, подождем, от звонка до заката.

Все пока что путем, все пока что покато,

Штрих-коды на стене проступают нечасто,

И пока еще не переполнена чаша.

А если ваш поступок станет той последней каплей,

Которая разрушит набухающую колбу -

Минздрав предупреждает - не разбрасывайте камни,

Выпейте море, закусите - и по койкам.

Кролики на кухне промышляют подаяньем,

Псы у ваших спален перелизывают раны...

Спите спокойно, дорогие помпеяне,

Спите - не по вам звонят куранты...

Песня оборвалась нежным гитарным рифом - и тут же загремела веселенькая рекламная мелодия. На экран выплыла счастливая харя, в экстазе созерцающая собственное отражение в кружке пива. Тео выключил телевизор.

Гарик как-то незаметно перекинулся и дремал, потявкивая во сне одним горлом. Тео погладил его шелковистое ухо. Гарик на секунду приоткрыл глаза, и тут же заснул снова.

Жеребец.

Дэраш Третий вышел во двор, когда шум пьяной компании

и грохот музыки стали особенно громкими.

Было уже почти темно; синий вечерний воздух несся длинными сладкими струями, уносил запахи дезодоранта, духов, спиртного, человеческого пота - отвратительные запахи людей. Дэраш фыркнул, прочищая ноздри. Его бил нервный озноб. В непривычном двуногом теле разбитость чувствовалась втрое против прежнего, хотелось хромать на обе ноги, хотелось лечь на землю, чтобы хоть на несколько минут успокоить тянущую боль в спине, и очень тяжело удерживалась чудесная королевская осанка, знаменитая осанка Дэраша, которая и прельстила человека, пьющего теперь вино со своими приятелями и подругами.

Только врожденная гордость и фанатическое желание вырваться на свободу хоть на час приподнимали подбородок Дэраша и раздвигали его плечи. Он шел, как во сне, между пьяными людьми, в густом темном холоде, проткнутом желтым светом, медленно-медленно - и сам себе казался темной скользящей тенью.

Дэрашу очень хотелось, чтобы на него не обращали внимания. Я не могу перекинуться, твердил он про себя. Я не умею перекидываться. Я никогда не перекидывался. У меня вообще нет Старшей Ипостаси. Я - ваша скотина, я стою в стойле, повод привязан к кольцу в стене, я дремлю. Меня здесь нет. А тот, кого вы видите - просто гость Филлиса. Пьяный. Уставший. Не надо на него смотреть.

Молодая женщина, за несколько шагов воняющая дымом, перегаром, резкими духами, потом, одетая в содранный с кого-то мех, красная и взлохмаченная, уставилась Дэрашу в лицо, расклячившись и ухмыляясь, как кобылка самого низшего ранга. Дэраш презрительно мотнул головой, небрежно отшвырнув с лица роскошную длинную челку, прошел мимо. Женщина его не узнала, а он ее узнал. Ее сегодня фотографировали верхом. Она толстая. Она пнула Дэраша каблуком в бок. Когда она взгромоздилась в седло, боль воткнулась в позвоночник, как раскаленный железный штырь. И Дэраш дернул плечами - меньшее, чего хотелось - а Филлис рванул узду, сделав зубам и небу так больно, что Дэраш впал в минутный ступор и боль в спине ушла куда-то на второй план.

Я хочу ее убить, думал Дэраш, когда вокруг хохотали гости Филлиса. Я хочу ударить ее копытом по голове, чтобы она больше никогда не карабкалась на меня. Я хочу убить Филлиса. Выбрать удобный момент, когда он чуточку ослабит узду, подняться на курбет, повыше, чтобы в седле не удержался с гарантией, добить, когда упадет. А потом люди будут бить и морить голодом меня, я буду сутками стоять в стойле, привязанный к стене, на меня будут орать конюхи и, в конце концов, меня продадут еще кому-нибудь. И на моей спине снова будет седло, а в седле - какая-нибудь толстая дрянь. И я опять не умру.

Почему я не умираю, если все так болит?

Что за невезение? Я мог бы умереть, как Красотка Искра, упасть на финише, истечь кровью - и все. И моя Старшая Ипостась ушла бы в Небесные Поля, а все эти гады остались бы здесь. Меня бы могли застрелить, как Лучезарного, когда он растоптал жокея. Я несчастливый. Когда я ударил тренера копытом, все решили, что это вышло случайно.

И просто продали меня. Останься я участвовать в скачках, давно уже умер бы. А тут буду жить долго, ужасно долго - то стоять на горящих ногах в стойле, то таскать на больной спине всю эту отраву. У меня уже нет сил даже на настоящую злость. Я могу только мечтать о мести - но не уверен, что когда-нибудь отомщу.