Зеленая лампа (сборник)

Либединская Лидия Борисовна

– Явился ко мне сегодня какой-то человек из провинциального театра оперетты заказывать либретто. На улице мороз, он вошел весь в снегу, закоченевший, я стала поить его чаем с пирогом, а он меня поучает: «Всю идеологию надо отдавать хору. И репертком доволен, и зритель ничего не слышит». А когда прощался, вежливо так говорит: «Вы меня, конечно, простите, но такие невкусные пироги печет только моя тетя!»

До последних дней Людмила Давидович много работала: писала песни к спектаклям, юморески артистам эстрады, выступала в различных аудиториях с чтением своих

записных книжек.

В тот печальный день, утром, я, как всегда, услышала ее такой знакомый голос. Но на этот раз он не был веселым.

– Я что-то сегодня себя неважно чувствую, голова кружится, встала и упала…

– Я сейчас вызову врача!

– Зачем? Помните, как говорил Эмиль Кроткий: врач не Бог, пришел, увидел, не помог… Лучше приезжайте!

Врача я все-таки вызвала, а когда приехала, Людмила Наумовна, беспомощно цепляясь за мебель, растерянно бродила по комнате.

– Что-то я всё путаю, – жалобно проговорила она. – Вот ключи от шкафа найти не могу…

Приехал врач, друзья, на следующее утро прилетели родственники из Ленинграда – племянник с женой. Она с трудом узнавала всех, сознание угасало. Ее отвезли в больницу, и через два дня она скончалась, не приходя в сознание.

Легкой жизни я просил у Бога,

Легкой смерти надо бы просить…

Хоронили ее холодным, хмурым апрельским днем. А потом ее комнату заполнило множество людей. Необыкновенные это были поминки. Первой рюмкой помянули усопшую, говорили, что никто никогда от нее не слышал слова жалобы, и тут же стали вспоминать ее шутки. Пока все не разошлись, в комнате не смолкал смех, и было такое ощущение, что хозяйка и не покидала земли.

Не сомневаюсь, что Людмила Наумовна радовалась бы, что ее проводили так весело…

Смыкаются начала и концы…

Мало уже осталось людей, кто еще помнит этого замечательного человека. Да и имя его уже немногим что скажет. Алексей Михайлович Файко. Один из основателей советской драматургии и кинодраматургии. Впрочем, и до сих пор на экране телевизоров нет-нет да и покажут веселую комедию «Сердца четырех», одним из авторов которой он является. Но это одна из поздних его работ. А в 1923 году, когда появилась на сцене его пьеса «Озеро Люль», Луначарский назвал ее первой НАСТОЯЩЕЙ советской пьесой.

Пьесу Алексея Файко «Учитель Бубус» в те же годы поставил в своем театре Всеволод Мейерхольд. Алексей Михайлович не раз со смехом рассказывал о забавном конфликте, произошедшем во время ее постановки между драматургом и прославленным режиссером.

Алексей Файко к тому времени уже был признанным киносценаристом – немые фильмы, поставленные по его сценариям, такие, как «Аэлита», «Папиросница от Моссельпрома», шли во всех кинотеатрах страны. Вот из-за последнего фильма чуть и не произошла серьезная ссора.

Утром в квартире Файко раздался телефонный звонок. Он снял трубку и услышал голос Мейерхольда. Ничего необычного в этом не было, репетиции пьесы «Учитель Бубус» шли полным ходом, и естественно,

что у режиссера к автору могли возникнуть те или иные вопросы.

И вдруг:

– Это вы сочинили «Папиросницу от Моссельпрома»?! – Интонации голоса не предвещали ничего хорошего.

– Да. И что же?

– Вы позволили себе неуместную и дерзкую выходку!

– Я???

– Вам известно, что Зинаида Николаевна была женой поэта Есенина?

– Да, конечно, но какое…

– А такое, что вы назвали эту вашу продавщицу Зиной Весениной. Это грубый выпад против Зинаиды Николаевны и нас…

В этом месте своего рассказа Алексей Михайлович всегда останавливался и, лукаво оглядывая изумленных слушателей своими близорукими, под толстыми очками, глазами, продолжал, с трудом удерживая улыбку:

– Это было так неожиданно и так нелепо! Сейчас об этом смешно вспоминать, а тогда это угрожало судьбе моей пьесы, и я так растерялся, что стал долго и нудно оправдываться, что у меня, мол, и в мыслях ничего подобного не было… Всеволод Эмильевич долго и терпеливо слушал мое лопотанье, потом помягчевшим голосом спросил: «И какие вы намерены принять меры?»

Какие я мог принять меры? Картина уже шла на экранах, и никто не стал бы менять титры. Я сказал, что готов сам всё объяснить Зинаиде Николаевне. Но Мейерхольд резко прервал меня: «Я сам объясню, вы уже достаточно потрепали ей нервы! Так вы придете на премьеру?» – и бросил трубку.

Не буду перечислять все пьесы Алексея Файко – их очень много. Назову лишь самую знаменитую, облетевшую все театры страны, – «Человек с портфелем». В Москве она много лет шла в Театре революции, и в ней блестяще играла Мария Ивановна Бабанова.

Коренной москвич, Алексей Михайлович родился в состоятельной купеческой семье, получил блестящее образование, в совершенстве владел несколькими современными европейскими языками, а также латинским и греческим. Увлекался философией и историей, в подлиннике читая древних философов. Но главной его страстью с юности был театр.

Мы познакомились с Алексеем Михайловичем, когда ему уже было за семьдесят. Он был одинок, детей у него никогда не было, жена скончалась. Может быть, поэтому он очень привязался к нашей большой и шумной семье и часто приходил к нам, подолгу беседовал с мамой, со старшими детьми. Не обходил вниманием и малышей. Всё ему было интересно: как учатся, чем увлекаются, в кого влюбляются.

Когда одному из внуков исполнился год, телеграфистка утром принесла перевод на 10 рублей и телеграмму:

Коль надоест вприкуску

Грудное молоко,

Купи себе закуску

От дедушки Файко.

Несмотря на возраст и полноту, Алексей Михайлович сохранил удивительную легкость и грацию движений, любил потанцевать, посидеть с друзьями за столом, вкусно поесть и выпить. Если где-нибудь его угощали скудно, ворчал:

– У них на обед подают легкий завтрак!

Однажды он неожиданно зашел к нам днем, мы, конечно, усадили его обедать, и он, удовлетворенно оглядев стол, негромко сказал: