Зеленая улица
Шрифт:
Матвеич. Чудак-человек! Где ж я ей
возьму? Говорю, недоучили.
Рубцов (Дроздову, тихо). Ты послушай,
послушай. Насчет |рационализаторского
упрощенчества толкуют.
Модест (шопотом). Слышал?
Упрощенчество!
Матвеич (оглянулся, взглядом оценил обо-
их). Фи!.. Старички-пассажиры. Много они
понимают в технике!
Модест. Тсс!.. (Зажал рот Матвеичу.
Шопотом.) Это же действительный член Академии
наук, директор
товарищ Рубцов!..
Матвеич (смущен). Обмишурился...
(Поднимаясь, локтем подтолкнул Модеста.) Пошли...
(Громко.) Скоро Алексей Никифорович
прибудет. Надо переодеться...
Рубцов (Матвеичу). А ну-ка, покажи твои
вычисления?
Матвеич (растерян). Вот... Надо так,
чтобы в результате эта цифра делилась на десять
без остатка. Составил кубический корень. А он
не извлекается... Слаб в математике.
Рубцов (рассматривая бумажку). Корень...
Корень. Нет, батенька, корень здесь не при чем.
Попробуем посредством тригонометрической
функции. (Вынул блокнот, пишет.) Косинус
альфа... так, тангенс альфа... Тебя как зовут?
Матвеич. Матвеич.
Рубцов. Как?
Матвеич. Матв... Антон! Антон Матвеич!
Рубцов (решая задачу). Отлично, Антон
Матвеич, отлично! Нет, не так. (Взглянул на
Дроздова.) Не выходит. Я сам сегодня слабоват,
Антоныч, в этой науке. Вот у нас специалист
великий, не то что в тригонометрии, даже в
загробной жизни разбирается. Посмотри-ка,
Сергей Петрович.
Дроздов (взял из рук Рубцова блокнот).
Что же тут смотреть, условие составлено неверно.
Матвеич. Неверно? Опытом проверил...
Тригонометрическая функция, выходит, вразрез
с моим опытом. (Берет со стола свою бумажку.)
Дроздов. Смотри, остаток 46,7. Множим
на два. Не выходит сто.
Матвеич (заглядывая в блокнот).
Простите, пожалуйста, но вы вместо нуля девятку
вписали. А у меня это ноль, смотрите. (Показывает
бумажку.)
Дроздов. Тогда другое дело. Цифры
писать надо всегда отчетливо. Тогда так... Сто.
Матвеич. Сколько?
Дроздов. Сто! (Передал блокнот Рубцову.)
Матвеич. Модест! Фенечка! Вышло!
(Выхватил из рук Рубцова блокнот.) А теперь
посчитаем: десять на два (Рубцову), потому что
вместо одного я два резца установил. Двадцать,
да? А в году триста три дня?
Рубцов. Это как же?..
Матвеич. Без выходных и праздников...
Умножаем, шесть тысяч шестьдесят. Да? Еще на
четыре умножаем, потому что пятилетка у нас
четырехлетняя,— двадцать четыре тысячи
сорок!
Спасибо! (Потрясая блокнотом, убегает, увлекая
за собой Модеста и Феню.)
Рубцов (кричит). Матвеич, Матвеич!
Блокнот верни.
Матвеич. Извините. (Возвращает блокнот.)
А, извините, листочек с тангенсами не можете
одолжить? Мастер вычисления требует.
Рубцов (вырвал листок). Пожалуйста!
Матвеич. Спасибо. (Убегает.)
Рубцов. Видал, Сергей Петров? Пустяки,
скажешь? Для нас с тобой пустяки, а для этих
милых огольцов — корень жизни. Крылатые!
Дроздов. Ну, а я существо бескрылое, «ни
то ни се»... Поползу, однако. (Сунул под
бутылку деньги.)
Рубцов. Обиделся? Конечно, обиделся.
Дроздов. Нет, вдохновился.
Рубцов. Смотри-ка, Петрович. Сатурн
появился! Ох, какой величественный, какой
величественный!
Дроздов. Сатурн, Сатурн! Меня
раздражает этот твой напускной оптимизм. (Не
попрощавшись, идет нетвердо, осторожно, как по
минированному полю.)
Рубцов. Хо!.. Напускной? И раздражает?
Ба, генерал прибыл, да не один!
Авдотья Ивановна. Не видались?
Рубцов. С генералом? Нет еще. А
генеральша на аэродроме встретила.
На перроне.
Кондратьев — в мундире; в штатском костюме его
трудно (представить. Твердые крупные черты, черные с
сильной проседью волосы. Во взгляде, фигуре спокойная
уверенность. При виде его скажешь: этот знает и жизнь
и людей.
Крутилин — в форме; носит ее с удовольствием—знает,
что ему идет. Когда говорит, вызывающе ©стряхивает
головой, прислушивается к своим словам, щурит глаза.
Вообще любит «казаться».
Софья Романовна —блистающая здоровьем.
Открытое лицо с несколько крупными, благородными
чертами, в которых видны ум и характер.
Кондратьев. Ну, как у вас, все в
порядке? (По-хозяйски осматривает перрон.) Темно.
Света прибавьте. Эту тележку — правее. Ковром
покройте. Алешка слово ответное скажет.
(Увидев Рубцова, идет навстречу.) Знаю, знаю, что
прибыли в полном здравии!
Рубцов. Как видишь!.. (Авдотье
Ивановне.) Тоже мой ученик. (Обнял Кондратьева.)
И тоже из любимых, заметьте!
Авдотья Ивановна (взглянув на
часы). Скоро... (Смотрит на небо. Оно не такое,
каким было при открытии занавеса: уже не
струится мерцанием звезд, совсем черное, только
в разрывах туч еще кое-где светят редкие