Зеленая ветвь

Трусов Юрий Сергеевич

Слухи о том, что Каподистрия поссорился с русским царем и что царь прогнал его с поста министра, достигли Греции. Они ввергли патриотов в уныние. Многие восприняли эти слухи, как известие о национальной катастрофе. Ведь тысячи греков верили, что только Россия, только русский православный царь могут вызволить Грецию из многовекового оттоманского ига. Причем большинство греков наивно считали, что русский народ и русский царь - одно целое... И вот строптивец Каподистрия нагрубил царю и поссорил Россию с Грецией.

Каподистрию проклинали, ругали,

обвиняли в том, что он, мол, из-за своей несдержанности предал интересы отечества.

Тягостные впечатления эти слухи, обвинения и проклятия произвели на его родных. Сестра Каподистрии монахиня Ефросиния, слушая проклятия в адрес любимого брата, мучительно страдала. Она считала, что брат навечно опозорил не только себя, но и всю семью. Гордая и впечатлительная, она с утра до вечера молилась, отказываясь от пищи, и в результате заболела нервным расстройством и умерла.

Узнав, от чего погибла его сестра, Иоанн Каподистрия пережил ужасные муки. В его глазах навсегда затаилась глубокая душевная боль. Райкос заметил это. И она со взора Каподистрии словно перекочевала, легла печальной тенью на светло-голубые глаза Райкоса. Взглянув на его лицо, президент понял, что Райкос разделяет его скорбь.

9. ТАКОЕ НЕ ЗАБЫВАЕТСЯ

На службе президент всегда избегал разговоров, не имеющих прямого отношения к делу. Но сейчас он прервал официальную беседу и вдруг задал Райкосу вопросы, связанные с судьбами их общих знакомых, людей, с которыми они когда-то встречались в Петербурге.

Таких знакомых у них оказалось немало. Хотя президент выехал из России за два года до того, как Райкоса перевели в Петербург, они не раз бывали в доме молдавского боярина Скарлата Стурдзы. Приезжая в столицу, Раенко часто посещал этот дом. Тут собирались вольнолюбивые люди - борцы за свободу Греции. Их пламенные речи, готовность отдать жизнь за счастье и свободу родного народа привлекали сюда и его, молодого офицера. Здесь Раенко познакомился с Каподистрией, будущим вождем греческих повстанцев Александром Ипсиланти и с Александром Стурдзой - с ним Иоанн Антонович служил в министерстве иностранных дел. Друзья-единомышленники поверяли свои замыслы сестре Александра Стурдзы - пылкой красавице Роксандре. Она-то и сблизила Райкоса с Каподистрией.

Роксандра помогала Каподистрии в организации общества "Фило музос этерия", которое ставило своей целью просвещение греческой молодежи. Выйдя вскоре замуж за графа Эдлинга и став фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, Роксандра не только не забросила свою деятельность в пользу общества, но взялась за нее с еще большим жаром. Всех своих знакомых, друзей, родственников своего супруга, членов царской семьи она убедила пожертвовать денежные суммы на нужды греческого просвещения.

Даже сам император всероссийский и его супруга - люди далеко не щедрые, скорее скуповатые - не смогли устоять перед красноречием красавицы Роксандры Стурдзы - в замужестве графини Эдлинг. Они внесли в фонд общества 600 золотых дукатов.

Будущий

президент Греции и будущий подполковник ее республиканской повстанческой армии были верными поклонниками и верными друзьями обаятельной, умной и темпераментной женщины. Не удивительно, что, вспоминая близких петербугских знакомых, президент первой назвал имя Роксандры.

– Вы ничего не знаете о графине Эдлинг? Как ей там живется в Петербурге?
– спросил Каподистрия.

– Увы, ваше превосходительство. Я ничего не знаю о ней, - ответил Райкос.

Каподистрия удивленно приподнял осыпанные инеем седины брови.

– Неужели?.. А ведь я раньше вас покинул Россию. Неужели после моего отъезда вы даже не удосужились повидать нашего верного друга графиню?

В тихом, глуховатом голосе президента звучал горький упрек.

Такой же упрек Райкос прочитал и в его печальных глазах. И почувствовал необходимость оправдаться, очистить душу от какого-то неведомого ему самому греха.

– Я, конечно, виделся с ней. Посещал ее... И не раз. Но очень давно. Да, ваше превосходительство, в последний раз, когда я видел графиню Эдлинг, у нее в руках было ваше письмо. Она читала его и плакала.
– Сказав это, Райкос, словно осекшись, вдруг замолчал. А затем, покраснев, растерянно и виновато взглянул на президента.

Каподистрия в свою очередь внимательно и строго посмотрел на Райкоса.

– Продолжайте, подполковник... Что же вы молчите? Какое письмо она читала?

Но Райкос, словно не слыша его слов, продолжал молчать. А молчал он потому, что вдруг понял, - рассказывая подробно о своей последней встрече с графиней, он наносит президенту удар по незажившей ране.

Но президент настаивал.

– Да говорите же, - сказал он голосом, который звучал теперь твердо и повелительно.
– Говорите, - повторил он, сердито уставясь на Райкоса.

Николай Алексеевич никогда еще в жизни не чувствовал себя так неловко. От волнения у него даже лоб покрылся каплями пота. "Ах, какой же я бестактный!.." - корил мысленно он себя.

– Оставим этот разговор, ваше превосходительство, - хрипло выдавил из себя Райкос.
– Оставим...

Но Каподистрия был неумолим:

– Говорите...

Горький комок подкатил к горлу подполковника, но он все же собрался с силами и сказал:

– Она плакала, читая ваше письмо от двадцатого февраля... Помните?..

– Я-то помню... Да, от двадцатого... А вы?

– О!
– тяжело вздохнул Райкос. Он ощутил, как его горло распирает что-то горькое, солоноватое. Распирает, забивая дыхание. И вдруг снова, как много лет тому назад, перед ним возникли строки письма, написанного бисерным почерком Иоанна Антоновича.

Он помнит каждую строку. Помнит так хорошо, что они и сегодня гудят в его памяти, как глухие, тяжелые удары греческого деревянного колокола-симандры. Вот они, эти строки, извещающие о смерти сестры президента монахини Ефросинии: