Зеленые глаза Баст
Шрифт:
Он замолчал и пристально посмотрел на меня.
— Кто бы там ни наблюдал за вами, — торжественно произнес он, — он принял Каверли за вас! Как только Коутс уехал, был подан сигнал. Наверняка так. Мы подъехали через несколько минут. Теперь-то вы понимаете?
— Нет, не понимаю! К чему вы ведете?
— К следующему: телефонный звонок должен был быть совершен откуда-то из деревни! Ни на что другое у них не оставалось времени. Но в радиусе полумили отсюда после семи не работает ни одно почтовое отделение, откуда
— Господи! — воскликнул я. — Наконец-то я понял!
Гаттон с мрачным триумфом взглянул на меня.
— У доктора Дамара Грифа имеется жилище не далее как в четверти мили от вашего дома! — объявил он. — Он выдал себя! Посмотрите-ка сюда.
Развинтив переднюю часть фальшивого аппарата, он извлек картонную табличку с моим телефонным номером и перевернул ее. На обратной стороне оказался еще один номер!
— Поищем доктора Брауна-Эдвардса, — сказал инспектор. — Он был последним жильцом в Ред-Хаусе, и, вероятно, его номер все еще значится в телефонном справочнике.
Ухватив суть происходящего, я с волнением последовал указаниям Гаттона, и, конечно же, номер нашелся!
— Такой же аппарат использовали в Ред-Хаусе! — вскричал Гаттон. — Заметьте, тут чувствуется рука мастера: он заботится даже о правильности телефонного номера!
Я молча опустился в кресло, охваченный ужасом при мысли об извращенном гении противника, с которым мы вели схватку не на жизнь, а на смерть. Вскоре я почти автоматически спросил:
— Но с какой целью открывались и закрывались гаражные двери Ред-Хауса?
— Это довольно просто, — ответил Гаттон. — Здесь у вас был действующий телефон, поэтому звонок прозвучал, когда кто-то всего-навсего позвонил на ваш номер, и смолк, когда звонящий сказал телефонистке, что ошибся. Но в РедХаусе, как выяснилось, телефон отключили, как только доктор Браун-Эдвардс съехал.
— То есть приспособление на дверях гаража приводило в действие звонок?
— Да. Когда открывались ворота, звонок начинал звенеть, но стоило открыть заднюю дверь, как он, вероятно, замолкал. Мистер Аддисон, — инспектор встал, опираясь руками о столешницу и пристально глядя на меня, — мы вступили в заключительную стадию войны умов: Новый Скотланд-Ярд против доктора Дамара Грифа и зеленоглазой леди Баст. Что касается дамы, то здесь всплывает прелюбопытнейший факт.
— Какой?
— В последнем, вашем, случае «голос» принадлежал не женщине, а мужчине.
Глава 23. НЕМИНУЕМОЕ
— Мне очень неприятно беспокоить вас в такое время, мисс Мерлин, — сказал инспектор Гаттон, — но доверенный вам покойным сэром Эриком Каверли документ может пролить свет на очень темную тайну, если вы согласитесь зачитать его нам.
Я с глубоким сопереживанием смотрел, как меняется лицо Изобель; не могу описать, что творилось в моей душе. Обрушившаяся на нее в столь краткий срок череда несчастий изгнала румянец с ее щек; под глазами темнели круги. Внутри меня бушевали эмоции, так что я едва мог собраться с мыслями или найти в себе смелость признаться, что за чувства разрывают мне сердце.
Накануне
— Вот бумаги, инспектор. Я достала их из бюро, как только услышала, что вы вошли.
Она подняла со стола большой запечатанный конверт, на котором крупными, но немного неуверенными буквами было написано ее имя.
— Я бы предпочел, — сказал Гаттон, приятно удивив меня своей тактичностью, — чтобы сначала вы сами прочитали, что там написано, мисс Мерлин. А затем вы можете сообщить мне, есть ли в послании что-либо способное нам помочь.
Я смотрел, как Изобель, отчаянно прикусив губу, решительно надорвала конверт, затем отошел к окну, где присоединился к Гаттону, оставив ее читать бумаги. Кажется, мы простояли, глядя на улицу, целую вечность.
— Письмо довольно длинное, — тихо произнесла Изобель.
Мы с Гаттоном повернулись и увидели, что она, еще больше побледнев, сидит за столом и держит перед собой лист почтовой бумаги. Не глядя ни на кого из нас, она принялась читать написанное голосом ровным и монотонным, каким обычно говорила, когда пыталась скрывать свои чувства:
«Этот перечень действий, совершенных мной вечером и ночью шестого августа, следует предать огласке только в случае моего несправедливого осуждения за убийство моего кузена, сэра Маркуса Каверли, или в случае моей смерти.
В тот день мне сообщили по телефону, что моя невеста, Изобель Мерлин, встречается вечером с сэром Маркусом в месте под названием Ред-Хаус. Мне указали адрес и добавили, что если я сомневаюсь в словах говорящего, то сам могу проследить за передвижениями мисс Мерлин этим вечером.
Я уже ссорился с кузеном из-за его навязчивого ухаживания за ней, и хотя последующие события никак не подтверждали справедливость слов того, кто мне позвонил, по крайней мере в этой части информация соответствовала действительности. Я не представляю, кто говорил со мной, могу лишь сказать, что голос принадлежал женщине.
Не желая посвящать кого-либо в подобное дело, в одном из отдаленных районов я лично приобрел лохмотья бедняка, которые сейчас находятся в полиции: именно они и повлекли тщательную проверку моих действий. Облачившись в тряпье и нанеся на лицо и руки темный грим для дальнейшей маскировки, я около девяти вышел из своих апартаментов через черный ход и, сомневаясь, следует ли мне в таком виде садиться в общественный транспорт, проделал весь путь до Колледж-роуд пешком.
Я с легкостью нашел Ред-Хаус, но, обнаружив, что дом пуст, немедленно заподозрил обман. Тем не менее я решил оставаться поблизости, ожидая указанного мне по телефону часа предполагаемого свидания. Вокруг было достаточно безлюдно, а разыгравшаяся в тот вечер сильная гроза промочила меня до нитки, ибо я не желал покидать свой пост и единственным укрытием мне служили деревья, растущие на обочине.