Зеленые глаза викинга

Романова Галина Владимировна

– Но она звонила мне, когда я уже уходила домой, и сказала, что на работе, и просила заехать к ним и поговорить с Мишкой. Наставить на путь истинный! – с затаенной обидой воскликнула Даша, неучтиво перебивая старика. – Это как понять?! Сказала, что на работе, а сама была у вас! Зачем?! Зачем было врать?! Я не понимаю!

– Звонила она тебе от нас, – вдруг вспомнила Вера Ивановна, приложив палец к губам, будто заставляла себя молчать, да ничего не выходило, правда рвалась наружу. – Я слышала обрывки разговора, слышала, как она

называла тебя по имени.

– Вот! Вот!!! – Даша развела руками, призывая к пониманию. – А зачем было врать?! Зачем?!

– Затем, чтобы ты поехала тогда туда, Дашка, – вдруг раздался тихий, почти бестелесный голос подруги за спиной.

Все, как по команде, обернулись.

Марину Даша в первый момент не узнала, так та осунулась и похудела за несколько дней. Она стояла, опираясь на трость метрах в трех от стола. Сарафан, прежде сидевший на ней как влитой, висел на боках и груди. Коленки, торчавшие из-под подола, заострились. Выперли ключицы, глаза ввалились и потухли. Губы поблекли.

– Марина! – Даша вскочила с места, сделала шаг той навстречу и вдруг остановилась, наткнувшись на неприязненный взгляд подруги. – Здравствуй! Как ты? Почему с тростью?

– Пришла Мишиных родителей настраивать против меня, да? – Марина нервно хохотнула, откидывая нечесаную голову. – А зачем? Что тебе в этом, Даша? Ну соврала я тебе в тот день, и что с того? Что изменилось бы, скажи я тебе, что не работаю, что выходная, что собираю смородину?

– Да, что? – Даше интересно было это знать.

– Ты ни за что не поехала бы к Мишке на разборки, ни за что не поехала бы, я тебя очень хорошо знаю. Стала бы ныть, что тебе некогда, что я сама уж как-нибудь с ним должна поговорить, а я... – Она умолкла, крепко зажмурив глаза. – А я просто не могла этого сделать! Просто не могла!

– Почему?

– Потому что он все сказал мне накануне. И утром напомнил.

– О чем? – этот вопрос, кажется, они задали все втроем в один голос.

– О том, что собирается со мной разводиться. О том, что уходит к соседке...

– Да не было никакой соседки, черт побери!!! – вдруг заорала Даша.

Все объяснения Марины казались ей такими нелепыми, такими по-детски наивными, если не хорошо продуманными. Злость в душе закипала такая, что хотелось вырвать у нее трость и отлупить как следует любезную сердцу подругу.

Почему это она не поехала бы, скажи ей Маринка правду? Что меняло тему разговора с Мишкой, работает она или собирает смородину? Вранье оказалось лучшим способом заставить Дашу очутиться именно в это время именно в нужном месте?

Она ей не верила, вот что! Совсем не верила, хотя и видела, как сильно та страдает. И про трость все поняла. Поняла, когда уже спросила.

Это была Мишкина трость. Тот с ней позировал какому-то художнику, писавшему портреты семейства Лихих. Уже после того, как портрет был готов, трость стала не нужна. Но Мишка из пижонских своих соображений нет-нет

да и продефилирует с ней по саду, а то и по всему дачному поселку.

Теперь вот в нее вцепилась Марина.

– Как не было соседки?! – Вера Ивановна вытянула шею так, что даже послышался хруст позвонков. – Мариночка утверждала, что весь сыр-бор как раз из-за их соседки! И...

– Да! И я помню! – подхватил Василий Леонидович, заворочался обеспокоенно в плетеном кресле, на время отложив вилку, которой перетаскал почти весь омлет из-под стеклянной крышки себе на тарелку. – Соседка из тридцать восьмой квартиры! Марина, ты же говорила.

– Говорила и говорю, – равнодушно пожала она плечами. – Не совсем же я умалишенная, как некоторые тут пытаются представить! В тридцать восьмой квартире две или три недели назад поселилась женщина.

– Ложь! – выкрикнула Даша.

Ей нужно было пожалеть, пощадить пришибленную горем подругу. Говорить что-то другое, что-то нейтральное, способное восстановить хоть какой-то мир между ними. Можно было бы начать и со слов сочувствия, соболезнования, предложить какую-то помощь.

А она что?

А она вдруг принялась выплескивать свои обиды, свои подозрения, из-за которых натерпелась, из-за которых ее ясный, разделенный на черное и белое привычный мир вдруг пошел мерзкими кляксами!

Дорвалась, да?

Надо было остановиться, замолчать, пощадить если не подругу, то хотя бы этих двух стариков, с ужасом наблюдающих за склокой. Склокой двух ужаленных несправедливостью самок.

– Зачем ты врала мне про соседку, зачем? – надрывалась праведным гневом Даша. – Там не жил никто!

– Жил, – спокойно заверила Марина и даже имела наглость улыбнуться ей в лицо. – Там жила женщина. Очень красивая женщина. Которую Миша зазывал к нам в гости. С которой катался по городу на ее машине. И к которой собрался уйти от меня. И ушел бы, если бы его...

– Так, стоп! – Даша выставила вперед ладони щитом. – Давай подробности, милая! Что за машина?

– Я в них не разбираюсь, – парировала та так же без эмоций. – Красная машина. Этого достаточно?

– Нет! Как звали ту женщину? Как ее фамилия?

– Фамилий мне никто не называл, я и не стремилась ее узнать. Зачем? – Она изумленно осмотрела всех присутствующих и неожиданно покрутила пальцем у виска, привычно воскликнув: – Ты чего, Данечка, совсем, да?

И таким забытым и теплым вдруг повеяло от ее слов, что Даша неожиданно для самой себя и всех, кто за ней наблюдал теперь, все же разревелась.

– Да! Да, я совсем! А как же иначе! – всхлипывала она, упав в плетеное кресло, которое при жизни занимал Мишаня. – Подруга просит меня об одолжении, я спешу выполнить ее просьбу и... и попадаю в скверную историю. Меня все обвиняют, все подозревают, но потом все же разбираются, хотя и просят уйти с работы. Я выхожу на свободу, начинаю свои поиски и что узнаю!