Зеленые созвездия
Шрифт:
— Значит, смерть моего папы — это запрограммированная ошибка Природы? — безнадёжно усмехаюсь я, а потом начинаю слезать вниз. — И я — следствие этой ошибки. — Каштан молчит, но чувствую, он хочет что-то сказать. Может, просто не может облечь информацию в слова.
Ты — не ошибка. Ты — зелёный ребёнок. Теперь ты никогда не будешь болеть. Природа будет лечить каждый твой недуг. А если бы ты не услышал голос Моря и остался бы человеком, то через какое-то время заболел бы тем же, чем болел и твой отец.
— Пусть тогда Природа
Каштан ничего не говорит. Даже если и хочет — не знает как.
— Ты мне отвратителен, — говорю я, слезая на землю и нащупывая сандалии. — И твоя Природа. Все вы отвратительны. Не хочу вас больше слышать! Я прикажу деда срубить тебя, болван! — угрожаю я, но Каштан молчит. Ни страха, ни мольбы, ни ненависти. От этого я лишь завожусь ещё больше и зло пинаю ствол дерева, а потом ухожу в комнату и бросаюсь на кровать.
Ночью мне снится, будто я тону в Море. Круг сдувается, акулы плавают вокруг и щёлкают зубами. А под водой ко мне протягивает бледные руки Игнат. Его глаза расширены, а рот открывается и закрывается, как у рыбы.
Глава четвёртая Володька
Разбудила меня мама.
— Никита, — хмурится она. — К тебе пришли.
От удивления я мгновенно пробуждаюсь. Кто мог ко мне прийти, если одноклассники живут за десятки километров, да и друзей среди них у меня нет. Мама уходит, а я спешно надеваю шорты и несусь вниз, потирая глаза.
Вдалеке у ворот мама разговаривает с каким-то пацаном. Я пока не могу разглядеть его, лишь шапку тёмных волос, поэтому навожу на себя грозный вид и семеню по дорожке. Чем ближе становится мальчишка, тем больше я убеждаюсь, что не знаком с ним. А тот тем временем излучает дружелюбие, открыто улыбается, обнимая свой велосипед, и болтает с моей мамой. Его взгляд то и дело срывается в мою сторону.
И вот я уже останавливаюсь рядом с мамой. На незнакомце хлопчатобумажные шорты и простенькая синяя футболка со сливового цвета воротником. Волосы у него волнистые, почти кудрявые, разбросанные в разные стороны непослушной копной, нос круглый, по лицу врассыпную разбежались веснушки, кожа бледная, почти молочная и кость широкая, отчего мальчишка кажется в полтора раза толще меня.
— Никита, это Володя, — улыбается мама и говорит как будто осторожно. Замечает мой хмурый взгляд. Я стою, обхватив себя одной рукой, и враждебно сверлю незнакомца, вторгшегося в мою жизнь. На вид он мой сверстник. — Впрочем, — продолжает мама. — Думаю, он сам тебе всё расскажет.
— Я живу в соседнем доме, в десятке километров севернее, — кивает Володька в сторону. Голос у него сквозит удивлением, чуточку с хрипотцой. — Просто, я узнал, что здесь ты живёшь… и я там один живу… Вот, думаю, заеду, познакомлюсь. Здесь подружиться не с кем. Другие ребята далеко в
Володька теряется всё больше и больше, потухая под моим испепеляющим взглядом.
— Спасибо, — отвечаю я. — Мне друзья не нужны. Мне и так хорошо.
Потом разворачиваюсь и иду в дом досыпать. Мама нагоняет меня уже в комнате, когда я прыгаю на простыню. Последний разговор с Каштаном ещё не забылся, и злость не улеглась. Видеть никого не хочется.
— Никита, — шепчет она, будто боится, что незнакомый мальчишка у ворот её услышит. — Так нельзя. Это грубо. Он же приехал сюда с дружелюбными намерениями.
— Вот пусть с ними и едет обратно, — отвечаю я, обнимая подушку.
— Никита! — осуждающе ноет мама. — Ну нельзя же так. Он тебе ничего плохого не сделал.
— Если б сделал, я бы его уже убил, — зеваю. — Чего ему надо? На речку ездить? За грибами ходить? У него, наверное, даже компьютера нет.
— Откуда ты знаешь?
— До северных домов интернет не достаёт. Это какой-то зануда, который, наверное, даже драться не умеет, любит свою собачку Жучку и сидит дома крестиком вышивает.
— Ну поговори с ним. Посмотри хотя бы, что он скажет, — просит мама. — Может, мальчик хороший.
— Да он уже уехал, наверное.
— Нет, он ждёт тебя у ворот.
Я стонаю и нехотя поднимаюсь на ноги.
Назойливый Володька никуда не ушёл, так и стоит у ворот с велосипедом. Теперь я подхожу к нему уже без мамы.
— Ну чего тебе? — с враждебностью спрашиваю я.
Да мне-то ничего, а вот ты выглядишь так, будто у тебя проблемы, — отвечает мальчишка.
Я готовлюсь ответить наглее, но так и застываю. Не сразу доходит, что Володька даже не открывал рта, кода говорил. Губы застыли в приветливой улыбке.
— Это… ээээ… — теряюсь я. Мать твою за ногу, как я сразу не догадался. Я смотрю в Володькины глаза, ясные и блестящие, как два изумруда.
— Ну вот как-то так, — жмёт плечами Володька, нервно поглаживая руль велосипеда. — Сегодня ночью они велели приехать. Сказали, что тебе одному сложно.
— Они? — спрашиваю я.
— Природа, — уточняет Володька. — У нас во дворе три дерева растёт: Дуб и две Лиственницы. Они мне уже три дня про тебя рассказывают. Начали с того, как ты в Море заблудился. Я каждый день к ним бегу и спрашиваю как ты. Интересно же. А вчера им Каштан на тебя пожаловался.
— Ябеда, — незлобно бурчу я и кошусь в сторону его кроны, что виновато выглядывает из-за крыши дома.
Володька легонько смеётся. Смех у него заливистый и заразительный.
— Мне тебя стало действительно жалко, — говорит он. — И никого рядом нет, чтобы помочь, вот я и приехал.
Моё настроение в разы поднимается, и я почти смеюсь. К нам уже с крыльца бежит мама.
— И чем мы будем сейчас заниматься? — спрашиваю.
— Поехали куда-нибудь, — говорит Володька. — Где можно поговорить.