Зеленый берег
Шрифт:
Вечером, вернувшись домой, Галимджан первым делом извлек из шкафа свой фронтовой архив, хранившийся в объемистой синей папке. Он один дома. У Рахимы сегодня школьное собрание, она не скоро вернется. Девочке на институтской вечеринке. Вот пачка фотографий. Среди них и фото Дидарова. Хороший, ясный снимок. Капитан Дидаров значительно моложе теперешнего главного инженера, статный, подтянутый, и брюшка нет у капитана. Но улыбка та же, располагающая. Исрафил Дидаров снят возле пушек батареи, — сразу видно, что артиллерист. На фото внизу крупными буквами начертано: «Моему лучшему фронтовому другу Галимджану». Да, они крепко дружили, два офицера одной и той же дивизии. Какой, интересно, год? Ага. 1943! Где тогда находилась дивизия? Эх, годы, годы! Тем, кто не участвовал в войне, вряд ли понятен весь смысл этого восклицания.
Утром Галимджан, как всегда, точно в положенное время входил в заводские ворота. Повстречался здесь со Светланой Нилиной. Она в белом берете и меховой шубке. Приветливо улыбается, словно и не было вчерашней стычки.
— Светлана Ивановна, вы, кажется, вчера обиделись на меня? — сказал Галимджан.
Она не удивилась этой чрезмерной его деликатности, только лицо ее как-то померкло.
— Должно быть, мои ровесники, в том числе и я, не, совсем понимаем людей, переживших, войну, — несколько смущенно сказала она, глядя на истоптанный снег под ногами. — Наверно, фронтовая дружба достойна самой высокой оценки… И все-таки, — не знаю, Галимджан Нигметджанович, — я бы, пожалуй, не стерпела. Может быть, вы… — она прикусила губу и помолчала. — Может, вы боитесь?
— Боюсь?! Чего мне бояться? — еще больше удивился Галимджан. — Не вижу никаких оснований для этого.
— Потерять старую дружбу боитесь, вот что! — выпалила Светлана. — Ведь она для вас, как вы сами говорите, так дорога! А мне кажется, — только не сердитесь, пожалуйста, Галимджан Нигметджанович, — вы стараетесь сохранить хотя бы тень прежней дружбы. Только я не знаю, нужна ли сейчас Исрафилу Дидарову даже тень этой дружбы… Мы, заводская молодежь, ждем от вас, бывшего фронтовика, другого. На фронте вы были непримиримы и неустрашимы в борьбе со злом. Так будьте же и сейчас таким воином. Не ошибаетесь ли вы в Дидарове? Заслуживает ли он и тени былой вашей дружбы?
Галимджан ничего не ответил ей. Молча прошел на заводской двор. А Светлана Нилина направилась к заводоуправлению.
Галимджан быстро шагал, не глядя под ноги, бормотал!
— Эх, молодежь, молодежь! Это мы-то примиряемся со злом! Мы хотим «сохранить тень»? Ай-яй-яй! Спешат, горбится некоторые молодые люди, порой скажут необдуманное хлёсткое словцо. Право, они похожи на торопливых портных — изо всех сил тянут материю, не думают, что разойдется по шву или совсем порвется… Вот и Светлана. За кого она принимает меня, за слепца, что ли? Неужели я не сумею разобраться в человеке, с которым солдатскую кашу ел из одного котелка? Ну, предположим, может в чем-то свихнуться человек. Так что ж теперь, рубить с плеча? А если посмотреть, разобраться…
Рассеянно здороваясь со встречными людьми, он прошел в цех.
Как и было условлено, Галимджан в двенадцатое часу навестил Дидарова. Кабинет у главного инженера просторный, окна светлые, стол широкий. При виде входившего гостя Исрафил поднялся с кресла, с улыбкой протянул руку, пригласил сесть. Затем вызвал секретаршу.
— Машенька, распорядитесь, чтобы принесли чайку. Да погорячее, покрепче и с лимоном.
После этого чинно опустился в кресло, положил ладони на стол. Как и полагалось, он справился о самочувствии Галимджана, о здоровье Рахимы-ханум. В это время принесли чай.
Помешивая в стакане ложечкой, Дидаров пристально вглядывался в лицо Галимджана.
— Ты вроде бы немного осунулся, дорогой. Может, опять сердце? Пей, пожалуйста, чай. Положи лимон. Сейчас в магазинах чего-то не видно лимонов.
— Да, не видно, — как-то безразлично согласился Галимджан, тоже помешивая в стакане. — Лимон, конечно, вкусен, но обесцвечивает чай, отнимает у него аромат.
Дидаров тихонько рассмеялся.
— Добро с добром редко уживается. Что тебе дороже — вкус лимона или цвет чая?.. Ну ладно, оставим эти рассуждения философам.
— Я не совсем понимаю, — осторожно перебил Галимджан. — Мы ведь вместе работаем. Что ты еще имеешь в виду?
— Мне, Галимджан, нужен помощник. Ну, официально говоря, заместитель. По штату положено, а человека нет. Я тебя давно знаю. Теперь ты вошел в ритм нашего завода, успешно осваиваешь новую технику, — одним словом, стал хорошим, современным инженером.
— Спасибо за доверие, Исрафил, — помедлив, ответил Галимджан, — ты уж позволь мне остаться в цехе. И со здоровьем у меня не шибко, да и годы…
— Все же подумай, Галимджан. Ведь в цехе тоже требуется здоровье, да еще побольше. Я предлагаю тебе неплохое место. Спокойней будет и на виду.
— Подумать-то подумаю, но… кажется, не соглашусь. И цех вроде бы не на кого оставить…
— Ну, для этого дела мы найдем подходящего человека. Я считаю, мы еще вернемся к этому разговору.
И, словно поощряя Галимджана, главный инженер крепче обычного пожал ему руку.
У себя в конторе Галимджан закурил, глубоко затягиваясь, размышлял: «Со здоровьем неважно — это верно. И к высоким должностям не стремлюсь — тоже правда. Но ведь я никогда не бежал от трудностей, не ставил на первый план свое спокойствие. Может, в интересах производства Исрафилу действительно нужен хороший помощник?.. Нет, не пойду… Так почему же я так жадно дымлю? И не слишком ли быстро и решительно отказался от предложения Дидарова? Дидаров, кажется, понял, что в глубине души меня удерживает что-то очень важное. Прощаясь со мной, он очень крепко жал мне руку, словно хотел добавить что-то к своим словам…»
Размышления его были прерваны неожиданными гостями.
— Вот и начальник цеха, сам Галимджан Нигметджанович»— входя в контору, весело сказала Светлана Ивановна, словно хотела подчеркнуть, что происшедшие между ними разговоры о Дидарове не должны повредить их добрым отношениям. — Вот, разрешите представить, Галимджан Нигметджанович, к нам пожаловал товарищ из министерства, Билал Шангиреевич Шангараев. — Она чуть посторонилась, пропуская вперед высокого, крепко сложенного человека с гладко причесанными черными волосами и такими же черными глазами. — Билал Шангиреевич интересуется делами нашего цеха.
— Добро пожаловать, — приветливо отозвался Галимджан. — Поговорим в конторе или хотите посмотреть цех?
— Да, покажите мне цех, — густым, ровным голосом сказал гость.
8
Если остановиться вот на этой возвышенной точке, увидишь удивительную панораму одного из районов города: добрый десяток кружевных железных кранов, подобно огромным птицам, словно бы парят на одном месте в воздухе. Уже опустился вечер, но этот район ярко освещен, мощные прожекторы рассекают сгустившиеся сумерки. Всего два-три месяца назад здесь еще тянулся ряд одноэтажных домов, привычно взиравших на улицу словно прищуренными окнами. И вот уже нет этих строений. На их месте закончена кладка фундамента огромного каменного дома. Но в двадцати — тридцати шагах от стройки почему-то осталась нетронутой одинокая и небольшая деревянная изба. Вероятно, ее дни сочтены. Жильцы уже переселены, двери и окна покинутой избы распахнуты; стены обмотаны толстым металлическим тросом, конец которого привязан к стволу могучего тополя, словно домишко может уплыть, как льдина в ледоход. Самое большое через неделю здесь не останется и следа от последнего деревянного жилища. Только древний тополь будет напоминать, где оно находилось. Странное дело — наиболее прочные бревенчатые строения не ломают, а при помощи могучих кранов и тросов перетаскивают на свободные пустыри, но деревья, десятки лет словно охранявшие прежнее жилье людей, остаются на привычных своих местах. Строительство каменного многоэтажного гиганта закончится, и обитателям его будет казаться, что этот тополь всегда рос у них под окнами. Вероятно, здесь разобьют цветочные газоны, под тополем поставят скамейки, чтоб на них отдыхали старики, а рядом играли дети. И только в час вечернего заката кто-нибудь из этих стариков невольно глянет на вершину тополя и вспомнит, как жили в прошлом.