Зеленый берег
Шрифт:
Но Джагфар не спит, даже не дремлет. Он совсем не размазня. Этот проклятый Дидаров кого хочешь заговорит. Ловок на язык. И высказывает именно то самое, что давно уже засело у Джагфара где-то в тайниках души. Однако он никогда и никому не выложил бы все это напрямик. Потому он и сидит, опустив голову, избегая смотреть в глаза Дидарову. Если посмотрит, сразу увидит: ведь они с Дидаровым братья родные, как говорится, и по крови, и по духу. А вот в этом родстве Джагфару и не хотелось бы признаваться. Не потому, что очень совестно или зазорно. Просто незачем открывать лишнее, Джагфар не привык
Гаухар, сгорая от стыда, все эти откровенности слушала через стенку. «Если бы оба они были трезвыми, Дидаров, наверно, не наговорил бы столько пошлостей, а Джагфар не стал бы слушать, — мучительно думала она. — Значит, они пьяны. Но ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Неужели Исрафил такой двуличный человек? Он главный инженер, один из руководителей на большом заводе, многие слушают его, верят, делятся с ним мыслями не только о производстве. Главный инженер бывает советчиком, особенно для молодежи, не только в технике, но и по делам человеческим. Как же люди не видят маску на лице этого лжеца? Или видят, да… Неужели жизнь так сложна и трудна?..»
А вот еще одно «неужели». Почему Джагфар терпит около себя этого пройдоху? Приводит к себе домой, слушает его бесстыдную болтовню. Что может быть общего между ними?..
Выйти, что ли, к ним?.. Но Гаухар опять останавливается. Нет, просто бранью тут ничего путного не добьешься. Надо во что бы то ни стало вырвать мужа из-под влияния Дидарова, иначе он погибнет, Все же Гаухар и подумать не могла, что ее Джагфар, этот аккуратист, выдержанный, рассудительный человек, вдруг так податлив. Ведь он смотрит в рот Дидарову и молчит. Значит, на уме у него тоже темно? Нет, это ужасно, нельзя терпеть этого! Вероятно, и сама она повинна в нравственном падении мужа. Если бы она внимательней присматривалась к нему, к его дружкам, сегодня не пришлось бы так страдать.
Но ведь она о другом собиралась говорить с Джагфаром. С чего же начать?.. Может, вообще не заводить сегодня никаких объяснений, подождать более удобного времени, когда муж сумеет выслушать ее на трезвую голову? Не в силах, не может она ждать!
— Ну, Джагфар, кажется, я немного засиделся, да и вино ударило в голову. Ты все наливаешь да наливаешь, — послышался за стеной голос Дидарова, — Пора домой. Ты не обижайся на меня, — может, что лишнее сказал. Но это не мои слова, не я их придумал. Это, брат, сама жизнь! У тебя хватит ума, сам все поймешь. Ладно, до свидания.
Гаухар торопливо убирала со стола посуду, словно ей хотелось как можно скорее избавиться от следов чего-то постыдного, происходившего в ее квартире. Джагфар с взлохмаченными волосами, с расстегнутым воротом, развалясь, сидел на диване.
— Не люблю я этого твоего друга, — словно самой себе сказала Гаухар.
Джагфар как бы недоуменно пожил плечами:
— Что ж, ищи такого, кто по вкусу… А я тем временем пойду отдохну.
Для внимательного и всегда обходительного Джагфара ответ этот был резким, грубоватым.
Но Гаухар было не до тонкостей сейчас. Ей в пору было следить за собой, чтоб не, сорваться, не закричать.
— Если хочешь отдохнуть, я сейчас постелю, — ответила она. А помолчав, добавила: — Но мне надо бы серьезно поговорить с тобой, Джагфар. Лучше всего не откладывать, сейчас поговорить. Все равно рано ила поздно этот, разговор состоится.
Джагфар
У Гаухар было определенное намерение высказать свое мнение о Дидарове, предостеречь мужа, что дружбе с этим двуличным человеком вряд ли сулит добро. Но в последнюю минуту у нее как-то само собой сорвалось с языка:
— Я хотела бы, Джагфар… Я хочу рассказать тебе кое-что о Фаягуль Идрисджановой. Не первый раз собираюсь…
Краска бросилась в лицо Джагфару. Он был выпивши, но не настолько, чтобы не понять, о чем может пойти речь.
— Сама не знаю, почему, — начала Гаухар, — но я не люблю Фаягуль и не могу преодолеть это неприятное чувство. Впрочем, она первая подала пример беспричинной враждебности. Мы с ней не ссорились открыто, ничего оскорбительного не говорили друг другу. Но при первых же встречах она так высокомерно и презрительно смотрела на меня, что мне оставалось отвечать тем же. Я понимаю, Джагфар, — это мелочная взаимная ненависть унизительна для интеллигентного человека, особенно для учителя, — но ничего не могу поделать с собой. Как-то я не удержалась, обратилась к Шарифу Гульмановичу. Он согласился, что такие отношения не украшают учителя, и посоветовал.
— Ты рассказала эту чепуху директору? — перебил Джагфар.
— Как же было не рассказать? Между двумя учителями, работающими в одной и той же школе, возникла вражда, и эту свару надо скрывать от уважаемого, более опытного человека, от руководителя твоего? Это никуда не годится, Джагфар.
И ваш директор нашел время выслушивать женские сплетни?
— Это не просто сплетня, Джагфар! У меня почему-то так тяжко на сердце, что я решила объясниться с тобой.
— А я не желаю ни разбираться, ни объясняться по поводу бабьих глупостей! — отрезал Джагфар. — К тому же я… выпил, хочу спать… А главное — эта Фая и твои отношения с ней ни капельки не интересуют, меня.
«Как же не интересуют? — хотела сказать Гаухар. — Ведь у тебя такие близкие отношения с ее родственником Дидаровым, и ты хлопотал…» В последний момент она удержалась от этих слов. Теперь уж ни к чему уточнять. Вполне достаточно того, что Джагфар знает о враждебном отношении жены к Фаягуль.
Чтобы уйти от дальнейшего неприятного разговора, Джагфар решил лечь спать.
Постель приготовлена. Когда Джагфар раздевался, лицо у него было отчужденное, движения резкие. Он лег, отвернулся к стене. Притворился или в самом деле заснул — кто его знает…
Гаухар, потушив свет, вышла в столовую. Как ни странно, непривычные грубости мужа, словно вызывавшего ее на ссору, не обидели Гаухар, не прибавила ей тревоги в сердце. Наоборот, она вроде бы стала спокойнее. Ей казалось, что она сделала самое главное: сколько времени не решалась открыться мужу в своей молчаливой вражде к Фаягуль — и вот решилась. Все и более тяжелое осталось где-то позади. Но сделает он необходимые для себя выводы? Осмотрительному Джагфару, пожалуй, достаточно и сегодняшнего урока. Если у него, предположим, и назревало что-то с Фаягуль, так теперь он поостережется давать жене какие-либо новые поводы к ревности. Пожалуй, оно и лучше, что объяснения не были подробными; лишние резкие слова, лишняя нервозность, а может, и злоба. Зачем это? Пройдет какое-то время, и они сумеют спокойно поговорить обо всем.