Зеленый фронт
Шрифт:
– Видно, допекла их такая жизнь, - приложив ко лбу руку, пристально наблюдал за переправой Гнат.
– Сами в руки идут... Заживем теперя, Митька! Ух как заживем! Жрать будем от пуза, пить как господа! А это что еще?
Прямо за их спинами, как раз со стороны деревни, в которую они направлялись, кто-то ломился через камышовые заросли. В воздухе стоял хруст высохших стеблей и какого-то бормотания!
– Что-то не пойму я, - забеспокоился Гнат, поворачиваясь в сторону шума.
– А там-то кто так прет... Эй, кто там
– Гнатушка, - вдруг, в его плечо вцепился Митрофан.
– Не нравиться мне это. Давай уедем отсюда! Вона до деревни сколько...
– Да что там может быть, - уже без твердой уверенности в голосе, пробормотал полицай.
– Плечо отпусти, а то раздавишь! Сейчас я им пальну туда. Будут знать, как со мной шутки шутковать...
Клацнув затвором, он выстрелил в стороны камышей. Шум, раздававшийся до этого немного в стороне от них, не затих. Наоборот, теперь кто-то шел целенаправленно в стороны телеги.
– Похоже ты и прав, Митрофанушка, - ему окончательно поплохело.
– В комендатуру надо сообщить. Пусть они и разбираются с этими..., - во рту вдруг оказалось подозрительно сухо.
– Давай-ка, садись в телегу!
Едва стена камыша рухнула на дорогу, как кобыла попыталась изобразить галоп. Хлясть! Хлясть! Хлясть! Обезумевший от страха, Гнат, что есть силы хлестал лошадь по крупу. А та, выпучив от неожиданности и боли глаза, сорвалась с места.
– Стреляй, Митька! Стреляй в окаянных!
– не оборачиваясь, заорал Гнат.
– А то не уйдем!
На дорогу что-то упало! Человек! Непонятной кучей каких-то лохмотьев, он копошился. Неуклюже помогая себе руками, попытался встать... Выстрел! Еще один! Упал! Голова откинулась в сторону, а из груди толчками забила какая-то жидкость.
– Еще пали!
– орал Гнат, продолжая лупцевать лошадь.
– Не жалей патронов!
Телега уже исчезла за поворотом, а выстрелы все еще продолжали звучать.
Валявшийся на дороге человек в остатках покрытого пылью кителя шевельнулся снова. Обгрызаная до костей рука упорно царапала твердую землю, оставляя быстро засыхающие на солнце следы...
Через полчаса, показавшиеся полицаям вечностью, кобыла буквально влетела в село и была, чудом, не продырявлена огнем пулемета.
– Не стреляйте, - запоздало начали орать два голоса, демонстрируя при этом нарукавные повязки.
– Не стреляйте! Мы не партизаны!
Телега, не успевая за резко свернувшейся лошадью, перекувырнулась перед шлагбаумом и два визжавших тела покатились к крыльцо. Сразу же раздался довольный гогот, собравшихся полюбоваться на зрелище, немецких солдат.
– Не надо стрелять, - продолжал бормотать Митрофан, подобострастно вглядываясь в лица здоровых и довольных собой молодых парней.
– Мы не партизаны...
Это были настоящие хозяева жизни. Победители! Тогда еще победители, крепко стоявшие
– Нам нужно к господину лейтенанту... Можно?
– с несмелой собачьей улыбкой, заговорил Гнат.
– Мы там вон ехали... Около Малых Хлебцов, а там на дороге люди какие-то...
– Was?
– пролаял загорелый здоровяк — настоящая ровня Геркулесу.
– Papiren? Кто есть вы? О, mein Goot!
– последнее он уже адресовал Митрофану.
– Erlich gesagt, er ist echtes Wiking! Кароший soldat! О!
– Господин начальник, - продолжал Гнат, стараясь попасться ему на глаза.
– Из Березы мы ехали... Господин начальник, нам бы увидеть господина лейтенанта...
Вдруг, солдат вздрогнул. Несколько секунд он их внимательно рассматривал, словно что-то вспоминал. Губы его при этом еле заметно шевелились.
– Was, was? Beresa?
– нервно облизывая губы несколько раз повторил он, то ли спрашивая, то ли вспоминая название города.
– Beresa?
Наконец, его глаза приобрели осмысленное выражение. Это был ужас! Лицо скривилось в гримасе. Рот приоткрылся...
– Achtung! Achtung! Achtung!
– не хуже паровой сирены взревел он, бросаясь в сторону комендатуры.
– Sie kommen aus Beresa! Herr Hauptman! Hier ist durchseucht! Achtung!
Мирная идиллия развалилась как карточный домик! Прозвучало страшное слово «Береза», ставшее в последнее время для солдат и офицером немецкой армии синонимом ада на земле.
– Не двигаться! Не двигаться — раздалось откуда-то с боку, со стороны покосившейся избенки, где к стене прижимался переводчик.
– На землю! На землю! Сесть на землю!
Напуганные солдаты мгновенно очистили небольшую площадь перед комендатурой.
– Не стреляйте! Не стреляйте!
– Митрофан уже давно валялся на земле и, закрывая голову руками, рыдал.
– Не надо! Не стреляйте! Это же мы...
В паре метров от него на животе лежал ничего не понимавший Гнат. До него только сейчас стало доходить, что вот-вот, в эти самые секунды, его могут пристрелить. Он даже физически представлял, как крошечный кусочек металла попадал в него...
– А-а-а-а-а-а-а!
– не выдерживая оживающих в его мозгу картин, он попытался резко вскочить.
Прямо поверх его головы простучала пулеметная очередь.
35
… июля 1941 г. Барановичи все еще горели. Густые клубы черного дыма поднимались на окраинах города и корявыми столбами уходили в небо. В самом центре стояла удушливая гарь, все норовившая забиться в глаза, нос.
Возле здания горкома — одного из последних рубежей обороны до сих пор стояли подбитые советские танки. Обугленные, с рваными дырами в почерневших боках, они были зримым памятником мужеству сражавшихся здесь солдат.