Зеленый король
Шрифт:
В начале декабря в тридцати километрах к северо-западу от реки Жауапери произошел инцидент, который Рамос квалифицировал как «достойный сожаления»: гаримпей-рос перебили всех жителей одной деревни, включая грудных детей. В своем донесении в Белен Рамос возлагает ответственность за убийства в равной степени на оба лагеря. Он также подчеркивает: «Нужно понять и гаримпейрос, они вели суровую и трудную жизнь, а индейцы часто относились к ним враждебно без видимых причин»…
29 декабря группа сильно возбужденных индейцев явилась на пост и предъявила недопустимые требования: десять луков за один винчестер. Или же один винчестер за бриллианты. Рамос с негодованием отверг их притязания. Как это ни странно, его отказ не сильно расстроил индейцев. Из этого Рамос заключил, что об «этом достойном сожаления инциденте» забыто. Но
Два дня спустя, 31 декабря, Клаудиа Рамос на шестом месяце беременности, ужасно страдающая от жары, брызгала на пол водой из тазика, когда вдруг в окне без стекла, просто закрытого противомоскитной сеткой, она увидела около дюжины ваймири, стоявших на опушке леса, в пятнадцати — двадцати метрах от нее. Боясь, как бы ее не увидели обнаженной, она поспешила надеть блузку и юбку, как сетку неожиданно располосовали ударом мачете. Она закричала от страха — испуг и беременность мешали ей справиться с юбкой — и побежала в кабинет супруга. Вдруг боевая стрела длиной более метра двадцати сантиметров впилась ей в правую ляжку, а вторая вонзилась в спину, между лопатками. Ей удалось добежать до веранды и найти там брата мужа Жоана Рамоса, которого буквально пригвоздили к деревянной стене пятнадцать или двадцать стрел, причем шесть из них раскромсали ему горло, а одна, пущенная в упор, вошла ему в широко открытый рот и вышла приблизительно на двадцать сантиметров через затылок.
Клаудиа Рамос упала на пол, перед ее глазами вырос индеец. Она увидела у него в руках дубину, но ему так и не удалось ее ударить: чей-то крик заставил его остановиться; рядом с ним появился Белый и что-то ему приказал. Ваймири постоял в неуверенности, что-то пробормотал и выбежал вон.
— О, Боже мой! — воскликнула молодая женщина.
Белый с ясными глазами и зеленой повязкой на голове склонился над ней. Он протянул руку и кончиками пальцев ласково провел по ее щеке и губам, затем тоже удалился, не сказав ни слова.
Убалду Роша, возвращаясь с реки, увидел в тридцати метрах от себя, как один сотрудник «поста привлечения» упал на землю с пронзенным стрелой горлом. Он тут же сообразил, что происходит, и побежал в ближайший небольшой склад, к счастью, снабженный ставнями, которые он закрыл, а также заблокировал единственную дверь. Нападавшие заметили это слишком поздно, и несколько минут яростно колотили по деревянным доскам склада. Потом они, судя по всему, решили отступить и ушли. Через щели между досками Роша наблюдал почти всю бойню, и его свидетельство полностью противоречит показаниям Рамоса (его младший брат, несомненно, был убит потому, что был похож на начальника поста). По словам Роши, Белый с зеленой повязкой на лбу не только не возглавлял нападение, а, напротив, делал все возможное, чтобы успокоить воинственных индейцев, бегал от одного к другому и что-то говорил им на их языке. Он, в частности, вмешался, когда нападавшие хотели проникнуть в склад, где укрылся Убалду Роша. Они его подожгли, и если бы в эту минуту вновь не появился Белый, Роша сгорел бы заживо или был убит при отчаянной попытке выбраться из огня. Но Белый отогнал индейцев и закричал по-испански:
— Выходите и бегите к реке!
С обожженными руками и опаленными волосами Роша сумел выбежать из дома за несколько секунд до того, как он рухнул (на складе хранились бензин и алкогольные напитки), и, добежав до реки, бросился в воду.
В общем среди сотрудников «поста привлечения» оказалось девять погибших, включая брата Рамоса, и только четверо раненых, в том числе и Клаудиа Рамос, которая уцелела и до сих пор живет в Сантарене.
В апреле 1949 года Убалду Рошу, который в то время Находился в Манаусе, спросили, нет ли у него желания попытаться подняться вверх по Жауапери, чтобы установить там дружеский
После того памятного дела в декабре индейцы практически исчезли с глаз, они ушли к северу, может быть, даже на территорию племени яномами. Человека, задавшего этот вопрос Роше, звали Барбоза. В Бразилии людей, подобных ему, называют «сертанистами», то есть знатоками «сертао» (амазонский лес), причем Барбоза был одним из самых известных. К удивлению Роши, он оказался искренним другом индейцев, хотя и принадлежал к «Службе защиты индейцев». С 1943 года он работал в штате Мату-Гросу вместе с истинными знатоками жизни индейцев, братьями Орландо и Клаудио Вильяс Боас. Он сказал Роше, что у него нет никакого опыта в общении с индейцами севера Амазонии, хотя он очень близко знает индейцев с Юга; что он ищет надежных людей, готовых ему помочь. Вместе с ним отправились два антрополога, но ни одного солдата. Роша к тому времени уже оставил работу в «Службе защиты индейцев» и нашел себе место в «Бутлайне», компании, которая с самого начала века обеспечивала связь между Ливерпулем и Икитос, хотя для этого нужно проплыть около четырех тысяч километров по Амазонке. Он принял предложение Барбозы из любви к сельве.
Небольшой отряд покинул Манаус 9 мая, поднялся вверх по Негру с ее многочисленными островками, добрался до Моры и там, вместо того, чтобы плыть по Жауапери, решил, по совету самого Роши, идти по реке Бранку, которая течет почти точно на север, а ее бассейн занимает самую северную часть Бразилии, Венесуэлы, слева сливаясь с бассейном реки Ориноко, справа гранича с британской колонией Гвиана. Роша сообщил Барбозе о Белом великане с зеленой повязкой на лбу и пояснил ему свою мысль: если им удастся отыскать этого человека, который, вероятно, пользуется большим авторитетом среди индейцев, даже имеет над ними власть, которая позволяет ему безопасно находиться среди них и добиваться перемирия таких этнически разных племен, как ваймири и яномами, если им удастся разыскать его, то, может быть, он согласится оказать им помощь в их миротворческой миссии.
Они проплыли по Риу-Бранку, которая местами достигает в ширину нескольких километров, и спустя три недели стали различать вдалеке высокие гористые массивы, покрытые бесконечной сельвой неведомой и загадочной горной гряды Пакарайма. Роша с переводчиком, индейцем ваймири, обращенным в христианство и получившим имя Себастьао, высадились в месте, которое носит название Каракараи, на правом берегу Бранку. По тем сведениям, что им до сих пор удавалось раздобыть. Белый мог находиться в этом районе.
Весь июнь Роща напрасно блуждал по этой зоне, и его поискам помогали индейцы: на окраине каждой деревни, при своем приближении он находил воткнутую посередине тропы стрелу, украшенную двумя скрещенными белыми перьями — то есть знак мира. Он задавал индейцам множество вопросов, но ни разу не получил ответа: их лица оставались непроницаемы, что указывало либо на незнание, либо на отказ отвечать.
В конце июня он снова переплыл через Риу-Бранку, на этот раз в сопровождении Барбозы, одного этнографа по имени Нелсон ди Андради и индейца Себастьао, затем они проплыли километров пятьдесят вверх по течению реки Ажарани, которая течет прямо в направлении серры Мукажаи. 6 июля эта четверка прибыла в одну деревню, где, судя по всему, их уже ждали. Им предложили фрукты и жареную свинину без соли и перца, во вкусе индейцев яномами, которые ценят лишь пресную еду, отдающую запахом леса под дождем, и едят землю, чтобы, подчиняясь природному инстинкту, компенсировать в организме недостаток железа и прочих минеральных соединений. Роше показались знакомыми некоторые лица индейцев.
— Могу поклясться, что эти ребята были у Рамоса, — сказал он, обращаясь к Барбозе. — Это, конечно, яномами. Посмотрите на их татуировку. Они явно не на своей территории.
— Спокойно…
На плечо спящего Роши легла чья-то легкая рука. Он открыл глаза. Лица он не различал, но отлично видел силуэт, высокий и тонкий, на фоне луны.
— Тихо, пожалуйста…
Он говорил шепотом. Немного обеспокоенный, Роша выполз из гамака. Он шел за этим человеком по берегу реки, испытывая какую-то тревогу, на грани страха и одновременно ужасное любопытство, даже некое возбуждение. Через сотню метров Белый с повязкой на лбу повернулся к нему. Тогда больше всего Рощу поразили его рост и выражение глаз.