Зелёный щит нашей планеты

Роберт Дж. Хейс

Уроки, Которые не Выучивают Никогда

Вечная Война — 2

Перевод Александра Вироховского

Я слышала, что люди говорят об аде так, будто это какое-то место, которое ждет их после смерти. Земля вечных мук для тех, кто совершил худшие из злодеяний. Они ошибаются. Жизнь — это ад. Жить — это ад. И нет большего мучения, чем то, которое мы сами себе придумываем. В своей жизни я совершила очень много поступков, думаю, больше плохих, чем хороших. Воспоминания о них всплывают в моей голове

снова и снова. Мне стыдно за многое из того, что я сделала Чувство вины за свои действия остается даже после того, как все остальные последствия исчезли. Люди могут говорить об аде так, как будто это какое-то другое место, но я говорю, что живу в нем каждый день своей жизни.

Яма осталась позади меня, или, точнее, подо мной. Я затрудняюсь точно сказать, сколько времени я там провела. Разум подсказывает мне, что прошло чуть больше полугода, но тело говорит, что больше десяти лет. Полагаю, это все из-за неестественного старения. Десять лет, украденных у меня Источником хрономантии. Десять лет, потраченных на спасение Хардта и Тамуры. Десять лет, потраченных на убийство человека, которого я считала своим братом. Полагаю, учитывая все обстоятельства, это была небольшая цена, и я заплатила ее добровольно. Я бы охотно заплатила ее снова, снова и снова. Нет такой цены, которую я бы не заплатила, чтобы спасти своих друзей. Это не значит, что меня эта чертова цена шибко радует.

Достаточно странно, но я заметила, чем старше становлюсь и чем меньше лет впереди, тем чаще думаю о решениях, которые прежде принимала. Я думаю о своих ошибках и принижаю свои достижения. Я ловлю себя на том, что переживаю трудности заново, как будто они старые друзья, которых я давно потеряла и о которых вспоминаю с нежностью. Я почти не вспоминаю радостные времена, как будто они ничего для меня не значат, а то, чего я достигла, незначительно по сравнению с теми ошибками, которые я совершила. Моя жизнь всегда была полна трудностей, но были и светлые мгновения. Признаюсь, что там, в Яме, я изо всех сил пыталась найти хоть что-то хорошее. Но тюрьма не должна быть приятным местом.

Война была проиграна, род Орранов исчез, а их земли поглотила Терреланская империя. Несколько странно думать, что я попала в Яму, связанная по рукам и ногам, избитая, окровавленная и лишенная своей магии; у меня отняли мои Источники. Там, внизу, в темноте, они пытали мое тело и разум. Управляющий, глава Ямы, сделал все, что было в его силах, чтобы заставить меня присягнуть на верность терреланцам. Ему так и не удалось сломить меня, хотя, как я уже признавала, он был к этому чертовски близок. Я думаю, он совершил одну существенную ошибку: он пытался использовать против меня Джозефа. Управляющий заручился поддержкой моего самого старого друга, чтобы тот помог мне изменить свое мнение. Это больше, чем что-либо другое, укрепило мою волю бросить вызов. Вызов ему, вызов Деко, вызов Джозефу. Я, блядь, бросила вызов им всем! Я отправилась в Яму как орранка, смея надеяться, что мой император и сопротивление все еще живы. Я вышла из Ямы как терреланка; не потому, что я была сломлена или моя преданность поколебалась, а потому, что все мы стали терреланцами. Шесть месяцев мира после величайшей войны, которую когда-либо знало человечество, дали Терреланской империи более чем достаточно времени, чтобы обезопасить последние земли Оррана. Хотя я сомневаюсь, что они сделали это мирно. В конце концов, я встретила терреланского императора. По сравнению с ним Деко оказался щенком.

Я оглянулась на пещеру, которая вела в подземный город. Мы наконец-то были свободны, после стольких лет крови, пота и жертв, и все же какая-то часть меня жаждала вернуться. Какая-то чертовски слабая и жалкая часть меня решила, что темнота — мой дом, что я заслуживаю быть там. Пока Тамура играл в снегу, как впервые увидевшее его дитя, а Хардт смотрел в спину Йорину, уходившему от нас… Нет, не от нас. И не уходившего. Йорин убегал от меня. Как можно дальше от меня! От страха, который я вселила в него после того, как он убил Джозефа. Я уставилась в темноту пещеры, которая на самом деле была не более чем трещиной в скале. Мне показалось, что я слышу царапанье. Мне показалось, что я слышу крики преследующих нас Проклятых. И все же, маленькая слабая часть меня хотела вернуться. Да пошла она! Возможно, на самом деле это вообще не была часть меня.

Возможно, это был Сссеракис, древний ужас, которого я согласилась носить в себе, пока не смогу отправить его домой. Сссеракис ненавидел свет, вот почему я нашла его глубоко под землей, где царила полная темнота.

Очень долго я отождествляла небо со свободой. Задолго до моего заключения я смотрела на небо, и оно было полно обещаний и чудес. Там, в Яме, я мечтала о нем, голубом или сером, чистом или затянутом облаками, это не имело значения. Я мечтала о небе и обещала себе, что однажды увижу его снова. Однажды я посмотрю вверх и увижу звезды, сияющие над нами, луны-близнецы, заключенные в свои сокрушительные объятия, когда они будут проплывать над головой. Теперь я была свободна. Теперь, когда я снова могла видеть небо, я обнаружила, что оно пугает меня, вызывает беспокойство. От света у меня зачесалась кожа. У меня украли мою маленькую победу, и я негодовала по этому поводу. Я негодовала из-за ужаса, который овладел мной, и страха, который он в меня вселял. Но одного негодования было недостаточно. Я была вынуждена мириться с этой ситуацией.

Мы все столько потеряли в Яме. Тамура уже давно потерял рассудок, хотя, по правде говоря, у него рассудка никогда и не было, и я сомневаюсь, что помогало то, что он был заперт под землей дольше, чем я живу на свете. Хардт потерял своего брата Изена. Я могла бы сказать, что сожалею о своих действиях с Изеном — я, конечно, ими не наслаждалось, — но это было бы ложью. Просто мне потребовалось много лет, чтобы понять правду: чего мне это стоило и что я приобрела. Я также потеряла Джозефа, хотя потеряла его задолго до того, как Йорин перерезал ему горло. Думаю, я потеряла его еще до того, как нас отправили в Яму. Я потеряла Джозефа на башне Форта Вернан. Я потеряла его в тот же день, когда пала империя Орран. Я так и не смогла до конца смириться с этой потерей.

Но я должна была двигаться дальше. Наконец-то Яма осталась позади. Небо и свобода, которую я ассоциировала с ним, были передо мной. Впереди были и более светлые времена, и более темные. Не только для меня, но и для всех нас. Я продолжу с того места, на котором остановилась: я смотрю в темноту пещеры, мои босые ноги мерзнут в снегу, а над головой чистое сапфировое небо.

Один философ-землянин как-то сказал мне, что, когда ты смотришь в темноту, она смотрит на тебя в ответ. Я всегда думала, что должна была найти себя, смотрящую в ответ. Но я нашла Сссеракиса. Древний ужас носил много лиц, и это всегда были те, чья смерть отягощала мою совесть. Стоя у того утеса, я снова заглянула в пещеру и увидела стоящий там призрак Изена.

Моего друга. Единственного брата Хардта. Мою первую любовь, хотя я не уверена, что мне стоит так его называть. Возможно, мое первое влечение, мою первую встречу с сексуальным влечением. Мой первый раз, когда я почувствовала мужчину внутри себя. Изен был в ужасном состоянии, его нога была рассечена и кровоточила, лохмотья порваны и окровавлены, глаза были бледными и затуманенными. Какое-то мгновение я надеялась, что это он. Я надеялась, что он каким-то образом выжил. Я надеялась, что Хардт обернется и увидит своего младшего брата, и вся боль, причиненная его смертью, будет мгновенно забыта, но я знала, что это не так. Я знала, что передо мной не что иное, как призрак, вызванный Сссеракисом в попытке напугать меня. Но я не испугалась. Я не боялась смерти. Я не позволила ей повлиять на меня. Я — оружие. Мантра, которую вдолбили в меня наставники в академии, призванная избавить меня от чувства вины, совести, сомнений.

Я все еще смотрела на лицо своего возлюбленного, когда из темноты выскочило существо. Оно было ненамного больше ребенка, но в то время и я была такой же. Существо ударило меня, и мы упали в снег. Заостренные ногти впились в мою кожу, пока я пыталась удержать эту тварь подальше от моего лица. От вопля, который она издала, у меня заложило уши. Хардт говорит, что и я визжала как резаная, а его память часто лучше моей собственной. Если я это и делала, я уверена, что это был скорее боевой клич, чем вопль ужаса. Думаю, в наши дни эта маленькая тварь меня бы совсем не шокировала. В наши дни я ожидаю, что из темных углов выскочат монстры. Таков способ воспитания непослушных детей.