Зелёный щит нашей планеты
Шрифт:
Хардт замолчал. Внезапно он стал выглядеть старым. Он сидел, прислонившись к стволу чессопа, его рубашка давно потерялась в когтях Проклятых, а тело было покрыто маленькими красными царапинами. Я спросила себя, когда он перестал бриться? Пух на его лице начал скручиваться и слипаться. Мне кажется, я видела, как он беззвучно плакал, как крупные капли воды, отражавшие свет костра, стекали по его лицу. Я хотела его утешить. Но не знала как. Мы оба совсем недавно потеряли брата, и я знала, что никакие слова не смогут помочь. Я даже не была уверена, что имею право предложить какое-либо утешение. В конце концов, это мой брат убил его брата. Вместо этого я отвернулась от его горя и подавила свое собственное. Было легче не чувствовать этого, чем противостоять буре эмоций.
— У нас есть вот это, —
Я бы солгала, если бы сказала, что не испытывала к ним тяги. Не так давно Источник хрономантии чуть не убил меня, и не так давно Джозеф чуть не убил меня при помощи Источника кинемантии. Я знала, что, если я проглочу любой из них, они завершат работу. Источники никогда не предназначались для употребления людьми; даже те, кто настроен на их магию, страдают от них и, в конце концов, погибают. Единственный способ остановить это — извергнуть Источник до того, как будет нанесен слишком большой ущерб. Но мое тело никогда не любило отказываться от силы, когда та находилась внутри. Только спайстрава позволяла мне извергать Источник, и я использовала то немногое, что у нас было, чтобы остановить Джозефа. И все же, даже зная, что они меня убьют, я их хотела. Я знала, что, сколько бы грибов я ни съела, мой голод никогда не утолится, пока у меня в желудке не окажется Источник. Видишь ли, это зависимость присуща всем Хранителям Источников. Чувствовать внутри себя силу, наполнять свое тело магией… это не сравнить ни с чем. Это не удовольствие и часто причиняет боль. Это все равно, что подставлять лицо солнцу после долгой холодной ночи. Набивать желудок после года голодания. Не удовольствие и не боль, а утешение. Чувство правильности.
Думаю, я, возможно, слишком пристально смотрела на них. Жажда силы всегда была сильна во мне, и никогда еще она не была так сильна, как тогда, когда месть бушевала в моем сознании. Когда я думала, что у меня нет собственной силы, и хотела ее, нуждалась в ней, чтобы сжечь всех, кто причинил мне зло. Тамура поднес Источники к лицу и показал мне язык. Несмотря на все, через что я прошел, или, может быть, из-за этого, я рассмеялась. Затем Тамура открыл рот и засунул внутрь один из Источников.
— НЕТ! — закричала я, наклонилась вперед и опрокинула маленькую чашку. Думаю, Хардт был сбит с толку, возможно, он подумал, что я снова заснула и мне приснился еще один страшный сон. Но все было гораздо хуже. Только Хранители могли владеть магией Источников, любой другой был бы поглощен этой силой в считанные минуты, и его смерть была бы далеко не приятной. Тамура только что, блядь, покончил с собой!
Сумасшедший старик хихикнул, его челюсть задвигалась. Затем он выплюнул Источник обратно в руку. «Этот для тебя». Он бросил Источник через огонь. Мне немного стыдно признаться, но я кинулась за ним. Мне еще более стыдно признаться, но я с трудом подавила желание проглотить его. Вместо этого я прижала его к груди, словно опасаясь, что кто-нибудь снова попытается отнять его у меня.
— Это…
— Кинемантия, — сказал Тамура, понимающе кивнув. — Сила, способная двигать предметы. — Это самое точное описание, которое я когда-либо слышала. Точное и очень короткое.
— Что только что произошло? — спросил Хардт.
— Мне кажется, Тамура только что определил тип Источника по вкусу. — Честно говоря, я была удивлена, слегка. В академии нам говорили, что нет способа определить тип Источника, пока его не проглотит Хранитель Источников, пока не получит доступ к его силе. Нас проинструктировали запоминать данные нам источники: их размер, форму, плоские поверхности, грани, дефекты. Все, включая мельчайшие детали. Таким образом, мы могли понять, какой из наших Источников проглотили, даже будучи слепыми.
— Вкус как река; всегда течет, всегда прокладывает свой собственный путь. — Тамура улыбнулся и продолжил поворачивать вертел, как будто не сказал чего-то совершенно безумного.
Я спросила себя, могу ли я
— Этого недостаточно, — сказала я. Я была настроена на шестью различных видов магии, и даже если бы у меня был Источник для каждой из них, этого все равно было бы недостаточно. — Мне нужно знать, как сражаться. Мне нужно, чтобы вы меня научили.
— Кто? — спросил Хардт.
— Вы оба.
Тамура хихикнул.
— Ты не создана для того вида боя, которым я занимаюсь, — сказал Хардт, печально покачав головой.
— Тогда я стану сильнее. — Решительности у меня было в избытке. Решительности и неустанного стремления добиться того, чего я хочу. В моей жизни было много случаев, когда я убеждала людей без серьезных аргументов — они просто уставали мне сопротивляться. Хардт никогда долго не сопротивлялся. По крайней мере в том, что касалось меня. — Мне нужно знать, как себя защитить. — Я не стала уточнять, что речь шла скорее о том, чтобы научиться причинять боль другим. Иногда нужно подстраивать аргументы под конкретного человека.
Хардт медленно кивнул. «Помни, ты сама потребовала». Он переглянулся с Тамурой, который только хихикнул. Это было решено, но мои тренировки не могли начаться в тот вечер; мы все слишком устали.
Есть три способа справиться с горем, и, не сомневайся, я горевала так же сильно, как и Хардт. Я могла бы разорвать все отношения с Джозефом еще в Яме, оттолкнуть его и оставить все чувства там, но я его любила. Я чертовски его любила. Он был моим лучшим другом и братом во всем, что имело значение. Моей безопасностью и моим утешением. Без него я чувствовала себя не так, как раньше, словно лучшая часть меня была перерезана вместе с его горлом. Но оттолкнуть кого-то — это не то же самое, что смотреть, как он умирает. Я видела, как жизнь покинула его глаза. Я видел, как из него хлынула кровь. Даже если бы я ненавидела его — ненавидела по-настоящему, а не просто пыталась убедить себя в этом, — я бы все равно горевала о потере.
Первый способ справиться с горем — это противостоять ему, встретиться с ним лицом к лицу и принять его как часть себя. Это, безусловно, самое трудное, что можно сделать, но и единственный способ по-настоящему его пережить. Я хотела бы поделиться с тобой мудрым пониманием этого процесса, но я никогда не умела противостоять своему горю. Хардт, с другой стороны, настоящий мастер. Его скорбь по Изену проявлялась в течение некоторого времени, как в слезах, которые он проливал, так и в улыбках, которыми он делился. Он рассказывал нам истории о младшем брате, который повсюду следовал за ним, подражая ему, когда он рубил дрова или набирал воду из колодца. Я думаю, именно так он справился со своей потерей и пережил ее, вспоминая хорошие времена. Я не могла не заметить, что все истории, которые он рассказывал, были из их детства, и ни в одной из них не было даже упоминания об их отце.
Второй способ — погрузиться в него. Поначалу он может показаться похожим на первый. Оба, безусловно, содержат много пролитых слез и еще больше выпивки. Но главное отличие в том, что те, кто противостоит своему горю, идут дальше; в конце концов, они выходят за рамки горя, оставляя боль, скорбь и слезы позади. Те, кто погружаются в него, даже не пытаются двигаться дальше. Может быть, это из-за жалости, которую они взвалили на себя и которую отнимают у других. Может быть, внимание вызывает привыкание, или, может быть, у них просто нет сил, необходимых для того, чтобы избавиться от своих страданий. Я не знаю. Я никогда не выносила людей, которые слишком долго предаются горю; их боль и слезы вскоре начинают раздражать. Или, что еще хуже, они замыкаются в себе и отказываются что-либо чувствовать. В этот момент они становятся не более чем големами из плоти и крови. Терпеть не могу нытиков.