Зелёный щит нашей планеты
Шрифт:
Смерть. Она вошла в Яму так, словно та принадлежала ей. Она была настоящим видением, высокая и стройная, с темными волосами, ниспадающими каскадом, как водопад из оникса. Может быть, это из-за того, что я так долго провел здесь, в темноте и грязи, но я никогда не видел ничего более завораживающего. На ней была черная униформа из красной кожи с золотыми пластинками, на которых были выгравированы заклинания. Свет фонаря отражался от них слишком ярко, и я подумал, что могу ослепнуть. И я был не один такой. Даже Деко прикрыл глаза рукой. Даже Деко держался от нее подальше. Она спустилась на лифте в главную пещеру, и с ней спустились еще двое, одетые в такие же красно-золотые одежды. Один из них был морщинистым от старости, но держался молодцом. На спине у него был щит, завернутый в ткань,
Хардт… Я все еще спрашиваю себя, винит ли он меня в смерти Изена. Наверно. Да, я виноват. Я убил его из…
Другой мужчина был гигантом, и за спиной у него висел молот. Я помню выражение его глаз, когда он оглядывал толпу, как будто видел не людей, а только исходящее от нас зловоние. Кто может его винить? Для тех, кто стоит над нами, мы не более чем паразиты.
Но Смерть, она была другой. Она посмотрела на нас, на каждого из нас. Она встретилась с нами глазами и не отвела их. Она прошла сквозь нас, так близко, что можно было дотронуться, и не вздрогнула. Она не боялась. Одинокое воплощение красоты прошло через грязь. Через самое плохое, что может предложить Террелан. Убийцы, воры, военные преступники и даже кое-кто похуже. Мы монстры. Все, кто находится в Яме, — монстры. Если мы и не были ими, когда попали сюда, то Яма вскоре превратила нас в них. Ей было все равно. Смерть ходила среди нас, словно мы даже не представляли угрозы. И я не уверен, что представляли.
У нее был меч, который я видел всего один раз. Раньше он висел на стене в Академии Магии Оррана, в запертой комнате без замка, спрятанный от всех нас. Мне пришлось оттаскивать Эску от меча, когда мы однажды пробрались туда. То, как двигался металл, завораживало ее. Под ним была табличка. Кажется, на ней было написано Никогде. Возможно, это и было название меча. Я не знаю. Но это определенно был тот же самый меч. Я помню, как металл, казалось, пузырился, излучая тошнотворный желтый блеск. Отвратительный клинок. Я чувствую, как у меня мурашки бегут по коже при одной мысли о нем.
Смерть остановилась перед Холмом, и дружки Деко расступились, словно с апельсина сошла кожура. Я скучаю по апельсинам. Я скучаю по фруктам. Я до сих пор помню их вкус, они такие сладкие, что меня почти тошнит. Мои мысли продолжают блуждать. С тех пор, как я не умер, мне трудно держать все в голове. Трудно сосредоточиться. Деко избегал встречаться с ней взглядом. Смерть посмотрела сквозь него, и он отвел взгляд. Он знал, где власть, и знал, что она не в его руках. Бьюсь об заклад, целователь слизняков ненавидел ее за то, что все в его маленьком королевстве увидели, в чьих руках истинная власть. Это зрелище напомнило всем, что Яма — это всего лишь выгребная яма, куда сбрасывают весь мусор, и Деко не что иное, как дерьмовый король, правящий дерьмом.
Когда Смерть отвернулась, я ожидал, что Деко сделает движение, прыгнет на нее и нанесет удар одной из своих маленьких заточек. У него их несколько, мы все это видели. Он этого не сделал. Деко сидел там такой же тихий и кроткий, как и все мы. Все обитатели Ямы собрались вокруг. Я не знаю, как все узнали, что что-то происходит, но впервые с тех пор, как я здесь, я не слышал, как копают землю. Эхо копания разносится по туннелям, постоянный звон, который поражает мои чувства. Я слышу его повсюду, постоянно. Даже в одиночестве, в темноте, так далеко от всех, как только я могу. Даже когда я с такой силой зажимаю уши руками, что мне кажется, будто я раздавливаю себе череп. Даже тогда я все равно слышу, как долбят камень.
Но не тогда, когда Смерть стояла там и наблюдала за нами. Впервые за несколько месяцев я не слышал, как копают. Я чуть не бросился к ее ногам из-за этого. Ради этого краткого мгновения передышки.
Она попросила позвать Йорина голосом, который звенел, как закаленная сталь. В ее голосе была сила, сила и власть, и изящество. Как ей это удавалось?
Когда появился Йорин, он оказался такого же роста, как она, и держался прямо, как сама Смерть. Его синяки, оставленные солдатами управляющего, почти сошли; жизнь, проведенная в боях, дарует огромные синяки и быстрое выздоровление.
Потом они стали сражаться, но недолго. Я не знаю, когда они решили подраться и кто сделал первый шаг. Они не разговаривали друг с другом. Только что они стояли лицом к лицу, оба — воплощение силы и красоты, а потом сошлись в яростном вихре ударов кулаками, ногами и локтями. Смерть не обнажила свой меч. Я подумал, что это глупо. Я раз или два видел, как Йорин сражается на арене. Он был быстр и жесток, и ни у кого из его противников не было ни тени шанса. Он убивал их всех быстро, эффективно и с не большим вниманием, чем если бы наступил на жука. Но не Смерть. Они столкнулись всего дважды, прежде чем она повалила его лицом на землю, заломив ему руки за спину и придавив коленом позвоночник. Казалось, она даже не заметила его силу или мастерство.
Огромный спутник Смерти шагнул вперед и схватил Йорина, заломив ему руки за спину, и рывком поставил ублюдка на ноги. Йорин сопротивлялся, но с такой силой, какой обладает гигант, не поборешься. Чем больше Йорин сопротивлялся, тем сильнее скручивались его руки, пока все не услышали, как его плечо с хрустом вылетело из сустава. Тогда он перестал вырываться, согнувшись от боли, и здоровяк обхватил Йорина за шею, зажав его голову как в тисках.
Затем Смерть задала свой вопрос.
У нее был только один. «Куда пошла Эскара Хелсене?» Думаю, я понял это еще до того, как она спросила. Думаю, Йорин тоже это понял, вот почему он боролся. Конечно, он не знал и сказал ей об этом, пообещав, что скажет, если узнает. Он назвал Эску чудовищной сукой, и, по-моему, в его голосе был страх. Ему следовало бы больше бояться Смерти. Она дала ему второй шанс и снова задала свой вопрос. Йорин снова попытался сопротивляться, но это было бесполезно. Сильнейший из нас, струпьев, лучший из нас, чемпион Ямы, потерпел поражение на глазах у всех. Одна его рука беспомощно свисала вдоль тела, а другая была скручена так сильно, что я видел, как напряглись мышцы. Он сдался. Йорин сдался. Он рассказал Смерти все, что знал: в последний раз Эску видели направлявшейся в сторону Леса Десяти, но он понятия не имеет, куда она направилась. Всем было ясно, что Йорин сломлен, в нем не осталось сил для борьбы, у него не было шанса освободиться и не было другой надежды, кроме как дать Смерти то, чего она хотела. Не думаю, что она была удовлетворена его ответом.
Она вытащила нож. Я был слишком занят, наблюдая за Йорином, чтобы понять, откуда. Смерть еще раз спросила его, куда пошла Эска, и Йорин просто повторил свой ответ: «Лес Десяти». Я слышал о нем, это гигантский лес, простирающийся на многие лиги во все стороны. Вполне логично, что она сбежала туда, Эске всегда нравились деревья. Она часто рассказывала мне истории о том, как лазила по ним до того, как ее забрали орранцы.
Я не знаю, то ли Смерть не поверила Йорину, то ли просто хотела подчеркнуть свою точку зрения. Полагаю, это уже не имеет значения. Йорин закричал, когда она выколола ему глаза. А кто бы не закричал? Я не могу представить себе эту боль. Я не хочу ее себе представлять. Она не остановилась на одном глазу, даже после того, как вырвала его у него из головы и раздавила ногами. Некоторые другие отвернулись и ушли. Даже Деко отвел свой сияющий взгляд в сторону. Но только не я. Я не мог. Я не мог оторваться от созерцания того, как самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, вонзила нож в лицо Йорина и вырезала ему очи из глазниц.
Я хотел бы почувствовать. Я не уверен, что именно я хотел бы почувствовать. Йорин перерезал мне горло и пытался убить меня. Я ненавидел его за это. Часть меня винила его больше, чем Эску за ее побег. Возможно, если бы Смерть просто убила его, я мог бы ненавидеть его до самого конца. Но сейчас мне было просто жаль его. Жаль. Даже биомант не сможет исцелить его глаза.
Они оставили Йорина скулить на полу, прижимая руки к своему изуродованному лицу и заливаясь алыми слезами. Никто не пошевелился, чтобы помочь ему. Никто вообще не осмеливался пошевелиться. Мы все просто стояли и смотрели, как Смерть вытирает свой нож о тряпку и поворачивается ко мне.