Земли полуночи

Стоев Андрей

Не думаю, что отстающие обрадуются помощи преподавателей. Я шепнул Ленке: «Пообщаюсь с Линой» и немного отошёл в сторону, чтобы никому не мешать. Генрих посмотрел на меня с сомнением, но молча пробежал мимо. Я пропустил всех, чувствуя лёгкое раздражение от удивлённых взглядов, а потом пристроился к Алине, которая бежала последней.

— Что, Кеннер, трудно бежать? — ехидно спросила она. — Надо сделать выговор Менски за то, что не помог тебе.

— Ой, Лина, хоть ты не упражняйся в остроумии, — отмахнулся я. — Тем более, это тебе совсем не идёт. Не твой

образ совершенно. А кстати, почему мы бежим? Неужели нельзя было ближе подлететь?

— Что, в самом деле не хочешь бежать? — удивилась Алина.

— Да нет, просто интересно.

— Лапа говорит, там частенько бывают вихри Силы. Непонятно, что может случиться с дирижаблем, если он попадёт в такой вихрь. Мне, знаешь ли, совсем не хочется объяснять ректору, каким образом я сумела угробить его дирижабль. Он ведь наверняка ещё и возмещать заставит, а я-то победнее тебя буду.

— Так уж и беднее, — усомнился я.

— Беднее, беднее, — заверила она. — Слышала я, какой ты дирижабль строишь.

— Так не себе же строю, а жене, — недовольно ответил я. — Мне бы и в голову не пришло такое для себя строить, меня и наш курьер вполне устраивает. Просто имел неосторожность пообещать, вот и приходится держать слово.

Алина только покрутила головой.

— Так ты ради этого вопроса нарушил порядок движения?

— Нет, конечно, это так, просто в голову пришло, когда ты про бег заговорила.

— Я про бег заговорила, — фыркнула она.

— На самом деле я про Лапу хотел спросить. Не могу понять, за что она на меня крысится — я ей вроде никак дорогу не переходил. Что её не устраивает?

— Ну, мы с ней это не обсуждали, — задумалась Алина. — Так что наверняка ничего сказать не могу. Кое-какие догадки у меня есть, но это просто предположения.

— Хотя бы предположения, — вздохнул я. — А то я уже не понимаю, как к ней подойти. Может, действительно ей в табло настучать? Лена с ней вроде нашла общий язык таким образом.

— Подружиться с ней хочешь?

— Не то чтобы подружиться, просто какие-то нормальные отношения завязать. У нас с ней кое-какие общие дела есть, и мне не нравится, что она на меня волком смотрит.

— Общие крокодилы, что ли? — захохотала Алина.

— Какая разница, что? — с досадой сказал я. — Сегодня крокодилы, завтра какие-нибудь бегемоты. Но вот как-то не выходит у нас быть нормальными партнёрами.

— Ну, как мне кажется, — с некоторой неуверенностью сказала Алина, — причина в том, что вы с ней слишком разные. С нашей точки зрения, она ведь просто окаменелость. Лапа, конечно, к нашему времени как-то приспособилась, но она выросла совсем в другом мире, и это сказывается. Во-первых, судя по некоторым оговоркам, она из очень бедной семьи, возможно, даже из семьи холопов. Неспроста ведь она в поволье пошла, на самом деле ей пришлось. А кто ты, Кеннер? Ты ведь, по сути, верховой боярин из золотых поясов[22]. Как она может к тебе относиться, и как может тебе доверять?

[ 22 — «Золотыми поясами» называли представителей знатнейших родов древнего

Новгорода, которые, собственно, Новгородом и правили. Именно они определяли решения народного вече.]

— Я, кажется, своё положение не выпячиваю, — хмуро возразил я.

— Не выпячиваешь, — согласилась Алина. — Но она тебя всё равно воспринимает именно так, для неё пропасть между вами никуда не девается. Она же с детства так воспитывалась, это мгновенно не уйдёт.

— Но с тобой-то она ладит, а ты ведь тоже в Совете Лучших заседаешь.

— Вот только ты забыл, что голос у меня там совещательный, — хмыкнула она. — Что-то обсуждать я могу, а вот голосовать права не имею. Я, конечно, не из низов общества, но в отличие от тебя, в новгородскую госпoду не вхожу. Это всё было во-первых. А во-вторых, ты очень продуманный делец, Кеннер, а наша Лапа — девчонка простая, и ей все эти отношения «ты мне — я тебе» довольно чужды.

— Что не помешало ей нормально так с меня содрать, — недовольно заметил я.

— За твоих крокодилов? — засмеялась Алина. — Ну, девушке ведь надо на что-то жить. Но я имела в виду немного другое. Я же давно за тобой наблюдаю, и за последние годы ты очень сильно изменился. Ты постепенно становишься умелым дипломатом и жёстким дельцом. В тебе начинает чувствоваться стальной стержень, ты порой очень сильно давишь волей. Даже я иногда это чувствую.

— Не уверен, что рад о себе такое слышать, — грустно сказал я.

— Это естественный процесс, Кеннер, — мягко сказала Алина. — Ты глава сильного семейства, от тебя зависят многие тысячи людей, ты просто не можешь быть лапочкой. Но при этом ты всегда ведёшь дела открыто и честно, и за это тебя уважают. Уважают даже больше, чем ты думаешь, и даже люди, которые тебя не любят. Но возвращаясь к Лапе — она всё это хорошо ощущает и не может разговаривать с тобой как равная. Она чувствует себя нижестоящей и от этого злится, понимаешь?

— Но и ты ведь тоже не лапочка, Лина, — указал я. — Достаточно посмотреть, как ты всех здесь построила.

— Я просто гораздо старше тебя и лучше умею лицемерить, — усмехнулась она. — И тебе тоже надо бы этому поучиться — людям недостаточно того, что ты с ними ведёшь дела честно и стараешься, чтобы эти дела были взаимовыгодными. Научись казаться мягче, когда жёсткость неуместна. А насчёт того, что я кого-то построила — ты не замечаешь, как ты сам здесь всех построил? А ведь ты, в отличие от меня, не руководитель экспедиции, а простой студент.

— Я? Всех построил? — поразился я.

— Ты, кто же ещё? — засмеялась Алина. — Я уверена, что Менски тебе ни слова не сказал, когда ты нарушил прямой приказ руководителя экспедиции и совершенно нагло отстал от своей группы — так?

— Так, — признал я. — Но опять возвращаясь к Лапе — можно как-то всё-таки найти с ней общий язык? Можешь что-нибудь посоветовать?

— Общайся. Покажи, что ты достоин доверия, и она постепенно оттает. Иначе, наверное, никак.

— Ясно, — вздохнул я. — А про ящеров ты можешь поподробнее рассказать?