Земля будет вам прахом

Маршалл Майкл

— Вовсе не обязательно телепатически, — сказала Брук.

Я затылком ощущал ее улыбку, но не доставил ей удовольствия — не повернулся.

— Эллен уже не в больнице, — объяснил Пирс. — Она выписалась вчера вечером. И никто не знает, где она теперь.

— Если только… вы не знаете, — пробормотала Брук.

Я уставился на Пирса.

— Дверь ее дома открыта ключом, — сказал он. — А дверь дома Кори и Брук взломана.

— Такая уловка пришла бы в голову и восьмилетнему мальчишке! — возмутился я. — А с учетом того, что произошло здесь, не лучше ли заняться

поиском Эллен Робертсон?

Шериф словно не услышал меня.

— Я заведу дело, — пообещал он Кори. — Станет известно что-нибудь еще — звоните.

Кори кивнул. Он был такой спокойный, великодушный в своей готовности прощать неблаговидные поступки других людей, что у меня возникло желание треснуть его по физиономии.

Шериф явно почувствовал это.

— У мистера Хендерсона здесь какие-то дела?

— Мне о них неизвестно, — сказал Кори.

— Может, прогуляетесь со мной до ворот? — предложил Пирс, осторожно беря меня под локоток.

— Да, — добавила Брук. — Уезжайте-ка. Нам нужно привести дом в порядок.

Я отстранился от полицейского и пошел. Когда мы оказались у дороги, я увидел, что полицейская машина уже ждет шерифа — за баранкой сидел Грин.

Ворота за нами закрылись. Мы с Пирсом не произнесли ни слова, но прежде чем сесть в машину, он повернулся ко мне.

— Надеюсь, у нас с вами не будет проблем?

— Это зависит от того, начнете ли вы выполнять свои обязанности.

Он посмотрел на дорогу:

— Мистер Хендерсон, то, что случилось с вашим сыном, прискорбно, но это не дает вам права делать все, что заблагорассудится. Как не дает этого права и ваша служба на благо отечества.

— Кто-то решил, что вчера вечером я должен увидеть одну заметку, — сказал я. — Вам об этом тоже следует знать.

— Какую заметку?

— В ней говорилось о румынке по имени Илена, подозреваемой в убийстве сутенера в Европе десять лет назад. Ее местопребывание в настоящее время неизвестно. Бумажку подсунули под дверь моего номера. Потом кто-то звонил мне каждый час в течение всей ночи. Полагаете, это дело рук Эллен Робертсон? Если нет, то и к тому, что произошло здесь, она непричастна.

Шериф несколько секунд смотрел в лес, потом перевел взгляд на меня:

— Помните о том, что я сказал.

Он разговаривал какое-то время с помощником, потом машина тронулась.

Я открыл дверцу и уже собирался сесть за руль, когда услышал женский голос, медленно диктовавший цифры.

Брук стояла приблизительно в футе от ворот. Руки у нее были сложены на груди, на лицо вернулась добродушная улыбка. Увидев, что я обратил на нее внимание, она снова повторила цифры.

— Что это? — спросил я.

— Это наш домашний телефон, сотовый Кори и мой. Запишите. Вы сможете установить, что никто из нас не участвовал в вашем мнимом терроризировании.

Я кивнул:

— Вы, наверное, считаете себя очень умной, Брук. На самом деле это дополнительное свидетельство того, как хорошо вы все продумали.

— Не знаю, кто звонил вам ночью, мистер Хендерсон, но честно

говорю, это не я.

Я знал, что играю ей на руку, но мне было все равно.

— В чем ваша проблема, Брук?

— У меня нет проблем, которые нельзя было бы решить. И я должна, видимо, поблагодарить вас, поскольку ваше прибытие все, кажется, уладило. Ваше присутствие немного выбило Эллен из равновесия, вы не считаете? Может, ее хорошенькая головка просто закружилась от вашей грубой мужественности?

— Нет, серьезно, — не отступал я. — Неужели дело в том, что она привлекательнее вас? Ну, я хочу сказать, вы это, безусловно, сами понимаете. Вероятно, Кори тоже. Наверное, это здорово раздражает, когда рядом с тобой более красивая женщина?

Она рассмеялась.

— Да еще более молодая. Куда уж хуже. Может, в этом все дело?

Я залез в машину, взял кое-что с пассажирского сиденья и вернулся к воротам. Она не отступила ни на шаг. Я остановился перед ней и показал лейбл на горловине свитера.

— «Диор», — сказал я. — Дорогая вещь. Думаю, отец покупал вам немало таких вещиц в прошлом. И что — с появлением Эллен это прекратилось? Наверное, когда он зажил собственной жизнью, то просто выкинул это из головы. В конечном счете мы не перестаем быть подростками в душе только потому, что стареем. А вы стареете, Брук, сколько бы ни занимались фитнесом. Так мы и остаемся десятилетними, в особенности рядом с людьми, которые дали нам жизнь.

Лицо у нее словно окаменело.

— Неужели все настолько просто? Неужели Эллен — младшая сестренка, которая пришла и похитила папочкину любовь?

— Вы очень занудный и глупый тип.

— Я это уже слышал. Так что мне делать со свитером? Найти Эллен и отдать ей? Или вы считаете, что он принадлежит вам? Как Блэк-Ридж и все, что находится в радиусе пятидесяти миль?

— Возможно, в вашей прошлой профессии лобовая атака и приносила результат, но здесь вы впустую тратите пыл.

Я пропустил это мимо ушей — самый простой способ скрыть, что она дважды за пять минут вывела меня из себя. Теперь, когда Брук не улыбалась, ее лицо стало красивее. В нем появилось что-то от черно-белых фотографий женщин — покорительниц Запада, где они сидят, яростные и неумолимые, рядом с мужьями, которые стоят, подтверждая тем самым свое доминирующее положение, хотя и недели не смогли бы прожить без жен. Она бы даже выглядела привлекательно, если бы не глаза — темные и невыразительные, словно нарисованные на старом камне.

Я повернулся, собираясь уходить, но она заговорила снова:

— Она виновна в смерти отца.

— Я вам не верю, — сказал я, хотя теперь ее голос звучал иначе.

Солнце поднялось, и внезапно стало теплее. А еще сладковатый запах, исходивший от свитера, усилился.

— Вы не знаете людей так, как знаю их я, — ответила она. — И не понимаете, что все в мире взаимосвязано.

— Я думаю, вы имеете дело с теми людьми, которых заслуживаете.

— Глубокая мысль. Мне нравится. Но тогда скажите вот что. Что совершила ваша несчастная жена? Чем она заслужила вас?