Земля дождей

Дарра Артур

Ника поставила свечу на столик и села на край кровати

— Ты как? — посмотрела она на меня. — В порядке?

— Да, теперь уже лучше. Спасибо.

Она уже собиралась встать, когда я спросил у неё:

— Ты не думала… почему тебе снятся такие сны, где тебя хотят убить?

Ника какое-то время сидела молча.

— Иногда мне кажется, что я знаю причину, — наконец сказала она.

— И какая же?

Она не ответила, но осталась сидеть на кровати. Мы принялись о чём-то разговаривать. Долго и безостановочно. Иногда мне даже казалось, что я сплю и весь наш разговор

мне только снится. Но потом меня вновь возвращало в явь, и я снова что-то говорил. И затем снова проваливался в дрёму. И так — по странному повторяющемуся кругу.

Точно помню, что мой сон оборвало, когда Ника, уже лежавшая рядом, вдруг произнесла:

— Я била детей. Наверное, поэтому мне снятся эти кошмары. В них я будто бы должна понести наказание.

Что?..

— Это было давно… Я тогда училась в классе пятом-шестом, — продолжала она шёпотом. — Я делала это зимой. Когда шла через детский садик. Перед работой, рано утром, когда ещё очень темно, родители отводят туда своих детей. И некоторые из родителей почему-то прощаются с ними у ворот. А дальше дети доходят до здания сами. И вот… я шла ранними тёмными зимними утрами в школу через этот детсад, как и многие другие. Так ближе — наперерез. И если оказывалось, что ребёнок шагает в одиночку и никого рядом нет, я… разбегалась и сильно ударяла его. Ногой в спину. Ребёнок сразу же падал на снег и сперва даже не успевал ничего понять, не то что закричать… После этого я сразу же убегала.

С тех пор прошло много лет, но я постоянно вспоминаю об этом… Это невозможно забыть… И знаешь, я ненавижу себя даже не за то, что я это делала. А за то, что… испытывала от этого удовольствие. Мне хотелось делать маленьким детям больно. Хотелось смотреть, как они, беспомощные, начинают плакать. Кричать. Звать кого-то на помощь. А вокруг — нет никого. И никто не может им помочь. И вот этот момент был самый сильный для меня.

Я не помню, что ответил Нике на это. Кажется, поблагодарил за честность.

Потом я снова уснул. А когда в очередной раз вернулся в реальность, заметил, что голос её изменился. Дыхание стало глубже, чаще. В интонации появился странный живой оттенок…

— Иногда ловлю себя на мысли, что хотела бы хоть раз почувствовать себя наказанной… И именно — мужчиной. Может, это потому, что у меня никогда не было отца и мне в глубине души хотелось угодить мужчине. Хоть раз почувствовать, каково это…

И когда нить нашего разговора успела завернуть в эти таинственно-интимные леса?

Да, вот что делает холодная и дождливая ночь с двумя молодыми душами в маленьком доме…

— Мой бывший парень не разделял этого. Он верующий, очень религиозен. Для него было дикостью, когда я поделилась с ним своими мыслями. Тебе, наверное, сейчас немного странно всё это слышать, верно?

— Да нет… У каждого же свои особенности… Поэтому как бы…

— Ты не умеешь врать. Ты обескуражен моими откровениями, — всё шептала Ника. — Но не подумай, что я каждому бы их раскрыла. Я просто знаю, что ты тот человек, кому я могу всё это высказать.

— Да, ты права. Я немножко удивлён. Но

это никак не меняет моего отношения к тебе. Даже наоборот. Твоя искренняя естественность поражает меня. И привлекает… Ты открылась мне, и это похвально. Я благодарен тебе за это. Теперь я чувствую, что и сам могу в чём-то открыться и тебе.

— Я бы этого очень хотела. Ведь я о тебе совсем ничего не знаю.

Я молчал, слыша её очень близкое дыхание. Беззащитная, слабая, маленькая, неуверенная, запуганная, часто плачущая Ника… Почему Природа создала её для этого жестокого мира? Как бы мне хотелось взять и навсегда избавить её от страданий. Но как?..

— Я понимаю, что мне вряд ли получится тебя узнать, — вдруг произнесла она проникновенным голосом. — Но… я могу тебя почувствовать…

И прикоснулась ко мне своим бедром. Я ощутил громкое тепло её тела.

Она идёт ко мне… Избавить бы её от страданий… Сделать так, чтобы она больше не испытывала несправедливость этого мира…

Убить?..

— Ты уверена? — прошептал я.

— Я ни в чём не уверена, — прижалась она ещё ближе. — Всю свою жизнь я ни в чём никогда не уверена…

Я повернулся к ней. Какая-то неведомая сила подняла мою руку и обхватила её шею. Я прислонился к щеке Ники лицом. И сдавил руку, что было сил.

Ника издала хриплый стон.

Стон глубочайшего наслаждения.

Раскрыв широко губы и судорожно извиваясь, она пыталась глотать воздух. Я закрыл второй рукой ей рот. И сдавил шею ещё сильнее. Ника попыталась закричать, но её крик тонул в линиях моей ладони.

Интересно, способен её голос воздействовать на них и изменить мою судьбу?

Эх, вряд ли…

Она была моей. Вся. Без остатка. До последней клеточки своего тела. И я мог делать с ней, что угодно. Мог причинить любую физическую боль и наблюдать, как она загорается возбуждением. От сочетания боли и экстаза. Для неё боль и была экстазом. А для меня им было понимание, что я могу сделать с ней всё, что захочу. Она моя. Полностью моя и в моих руках.

Ника, задыхаясь, сильно вырывалась. Я ударил её по щеке ладонью, чтобы утихомирить. Хлесткий удар, кажется, несколько усмирил её. Но всё её тело по-прежнему дышало болью. Требовало боли. Изнывало от боли. Ника до последнего наслаждалась ролью мученицы и, казалось, была готова понести любое наказание. В своих движениях она словно страдала и сама же возвышалась над своими страданиями, будто смеясь им в лицо.

Наверное, это тот самый пик, последний рубеж внутреннего отчаяния, когда человек начинает получать от боли наслаждение. От неё уже настолько никуда не убежать, что остаётся только полюбить. И, конечно, всё это — неосознанно. Но именно это спасение грезится душе, которая в конце концов выбирает именно такой путь.

И Ника была такой. Она и Боль были нераздельны. И уже вряд ли могли существовать в этом мире друг без друга. За несколько дней, проведенных рядом с ней, я, возможно, впервые за много лет, нашёл родственную душу.