Земля Горящих Трав
Шрифт:
Хородар был влюблен в Ярвенну с тех пор, как увидел ее в гостях у Аттаре, где она пела "Семена полыни". Но Ярвенна была счастлива с мужем, и Хородар покорно полюбил всю ее семью. Сеславин с Ярвенной тоже считали его своим близким другом, и, приглашенный на все их домашние праздники, художник Хородар с кудрявой головой, широким лбом и бородой в блестящих черных завитках сам себе казался диким чудищем, которое в одиночестве наблюдает из зарослей за влюбленной парой.
Теперь Ярвенну через год признают вдовой. У Хородара камень лежал на сердце. Если бы он встретил ее впервые только сейчас! Тогда
Хородар был влюблен так, как умеют любить художники: в Ярвенне для него воплощался какой-то таинственный идеал, ее красота обнаруживалась в линиях, пропорциях, в чередовании движения и статики. Только сейчас у него появился шанс приблизиться к ней иначе: как к женщине. Но несчастного художника изводил внутренний голос: "Может быть, случилось то, на что ты надеялся? Ты не смотрел на девушек, столько лет был верен замужней женщине… чего ты ждал? Во всяком случае, теперь ты рад, правда?". Хородар ужасался этой мысли. Ему казалось, Ярвенна обязательно спросит его: зачем же он пять лет был вхож в их семью, зачем стал другом человека, жену которого втайне любил?
Хородар чувствовал, что должен дать Ярвенне понять: с ним она снова может быть счастлива. Ярвенна увидит, она поверит, что Хородару был дорог и Сеславин, и точно так же дорог маленький Стиврат, его сын, и он действительно любил всю их семью, и только больше всех — саму Ярвенну. Но пока Хородар не смел даже намекнуть ей на это.
Чтобы встретиться с Даном, Хородар заглянул в редакцию. Лагерная газета "Листок Оливы" версталась в типографии в Даргороде. Только что привезли пачки свежих номеров. Они лежали в углу редакционной комнаты, дожидаясь, пока их отнесут в Дом собраний, куда за газетой может зайти любой.
— Давай поговорим, Дан, — напряженно сказал Хородар. — Надо бы кое-что обсудить.
Редактор сразу догадался:
— Ты про Ярвенну? Ну, давай.
— Зря ты лезешь в ее жизнь, — художник опустил голову. — Зря…
— Располагайся, — предложил сидящий за столом Дан. — Кажется, разговор у нас не на два слова.
Хородар опустился на свободный стул, подождал, не добавит ли Дан еще что-нибудь. Тот молчал. Светописец мирно сказал:
— Ты не прав. Ярвенна любит Сеславина, для нее он жив, и тут ничего не поделаешь.
— Если это ее личное дело, объясни, зачем мы тогда его обсуждали на Совете? — слегка усмехнулся Дан. — Кажется, вам самим хотелось привлечь побольше внимания к жертве Ярвенны. Она для вас вроде живого памятника на могиле героя-первопроходца.
Светописец слушал в немом удивлении, порываясь возразить.
— Что ты такое говоришь? — произнес наконец Хородар. — Что ты выдумал? По-твоему, мы хотим из памяти друга сделать святыню землепроходцев, превратить Сеславина в нашего героя? И для этого нам вдобавок нужна верная, безутешная вдова? Ты с ума сошел, или я тебя не понимаю. Из Сеславина не надо делать героя: он и так герой, он награды свои заработал трудом и кровью. И Ярвенна… Для нее не жертва — прождать его десять лет, а, наоборот, для нее жертва — ради приличий заставлять себя даже сейчас жить обычной жизнью, держать для таких, как ты, благопристойный уровень "личного счастья". У тебя
Но Хородар не смог переубедить редактора и ушел от него ни с чем. Он вышел из редакции, мучаясь в душе вопросом, какова доля правды в словах Дана? "Неужели мы все авантюристы? — светописец нахмурился, стараясь представить это себе. — Предположим, через сто лет в учебниках истории напишут: "…погиб во время авантюры на Земле Горящих Трав". Внезапно ему вспомнились строки из географического трактата в стихах, найденного археологами:
Вихри Летхе,
Темные ели Кибехо
И теплота Тиевес,
Травы и листья Патоис
И Хирксон-скалы.
"Отдал жизнь за будущее Земли… за теплоту Тиевес, за травы и листья Патоис… вот как напишут в учебниках", — подумалось Хородару, и эта мысль вопреки всему заставила его улыбнуться.
Поляна Ярвенны все гуще зарастала полынью. Закончилось лето. Созрели полынные семена. Ярвенна по-прежнему ждала своего пропавшего мужа. После первых недель беспросветного горя ее жизнь вошла в новую колею. Ярвенне действительно казалось, что она в экспедиции. Она вела дневник полевых наблюдений, отмечая все необычное, что происходило вокруг нее.
Ярвенна писала. "Я услышала страшный рев. К счастью, я сразу поняла, что это не здесь, а в сопределье. Я посмотрела, что происходит. Тур Сеславина ревел и рыл копытом землю, а потом всю Патоис окутала пелена дождя". "Пелена дождя по-прежнему окутывает Патоис, и здесь, на моей поляне под Даргородом, тоже моросит дождь". "Меня часто навещает зверь-проводник. Мне кажется, он зовет меня в Патоис".
Но Ярвенна не имела права совершить переход: после того как Сеславин попал в плен, локусы в сопределье, о которых он знал, были временно оставлены землепроходцами.
Явления, происходящие на поляне в Патоис, повторялись в локусе-двойнике в Обитаемом мире, и наоборот. В Патоис тоже выросла необыкновенно высокая и густая полынь. Подняв голову, Ярвенна иногда видела, что над ней кружит белая птица, временами издавая скорбный крик. Ярвенна понимала: это Дух создал свое воплощение, чтобы вместе с ней выразить свою скорбь. Тур на поляне иногда бесновался, словно в поисках обидчика. Дух снова становился свидетелем гибели людей, которых считал своими, и ощущал, что в этом опять виноваты пришельцы, хозяева паразита.
В полевом дневнике Ярвенна писала: "Я вижу Духа в том облике, в котором он являлся нам с Сеславином: в виде рогатого исполина в вышитой бусами медвежьей куртке. Мне кажется, он повторяет мои движения: когда я сажусь, он садится, и стоит неподвижно, когда я стою".
Однажды на рассвете Ярвенна увидела, как в Патоис через поляну проходят призрачные воины здешних краев, вооруженные луками и копьями. В воздухе разносился бой бубнов, звуки воинственной песни на древнем языке. Людей Патоис вел высокий бородатый человек, на плече у которого сидел ворон, а у ног держался матерый волк. Вдалеке Ярвенна различила фигуру женщины в длинном платье, благословлявшую его движением обеих рук. Это были Стиврат и его жена.