Земля которой нет
Шрифт:
Оставшиеся двое стали озираться по сторонам в поисках неизвестного, но вскоре согнулись под обстрелом. Яблоки, недавно лежавшие на ближайшем прилавке, вдруг обернулись требушетными ядрами. Они неустанно бомбардировали парней, покрывая их незащищенные ноги и лица градом нестрашных, но очень обидных и болезненных ударов.
Вскоре четверка, голося и испуганно визжа, утирая слезы испуга и кровь, убежала в неизвестном направлении. Площадь грянула дружным смехом, и среди этого океана радости маленьким ручейком звучал легкий, едва слышный смех. Будто веселился сам ветер, играя с волосами проходящих мимо девушек.
Я дернул вожжи и свернул за поворот. На дороге было
На воротах я вновь был вынужден пройти досмотр.
– Смотрю, ты не только черепицу купил, – сказал стражник, откидывая покрывала.
– Так это… бишь, то бишь…
– Ой, – отмахнулся тот, задергивая полотна обратно. – Проезжай уже. Всю плешь мне проешь, мямля.
– Так ведь это, ну… э-э-это-о-о…
– Езжай, говорю!
Кивнув стражнику, я покинул город-крепость. Служивый был прав: я не только закупился, но и узнал все последние новости, какие не услышал бы на хуторе.
Солнце уже стояло в зените, но я вовсе не изнывал от жары, как многие путники, встретившиеся мне по дороге к хутору. После путешествия по Великим пескам и полугода жизни на Териале имперское солнце казалось мне жалким намеком на настоящее зенитное светило. Вот, помню, однажды на арене был такой горячий песок, что он прожигал подметки и оставлял на ступнях ожоги. Если в такой летний день в долине Летающих Островов оставить неглубокую широкую миску на солнце, то уже спустя полчаса вы не сможете дотронуться до воды и пальцем, до того она горячая. Здесь же, конечно, такого нет.
Жуя очередную травинку, я спокойно ехал по разбитой дороге, стараясь не дать Коню сломать ноги в колдобинах. За годы жизни на Ангадоре я слышал много рассказов о том, как путешественникам, наемникам и солдатам приходилось добивать верного четвероного друга, которому не повезло подломиться. Зачастую это были довольно жуткие и несколько грустные истории, поэтому я рад, что не имею подобного опыта. Ну и, как вы понимаете, не стремлюсь его приобрести, поэтому ехали мы довольно медленно.
Насвистывая себе под нос нехитрую наемническую песенку, не отличающуюся особой мелодичностью или смыслом, я доехал до основания холма. Конь поднимался тяжело, ступая степенно и осторожно. Говорят, лошади – довольно глупые создания, но моя умна, как тысяча демонов. Животинка никогда не тянула телегу, если та перегружена, не позволяла загонять себя вскачь, да и вообще была довольно своенравной. Откуда она такая взялась, для меня всегда было большим секретом.
Наконец по левую руку показалось поле, на котором отдыхали мужики. Когда солнце поднимается в зенит, то работы в поле прекращают. Никто же не хочет свалиться от теплового удара. В этот свободный от трудов час обычно травили байки, подкреплялись молоком и сухими булочками. Еще иногда флиртовали с девками, приносящими молоко или колодезную воду. Вообще этот флирт, когда мужик стоит, опершись на косу, всегда казался мне немного смешным, но в то же время каким-то потусторонне волшебным. Он не похож на то, как мы флиртовали в Академии. И уж точно не имеет ничего общего с ситуацией на войне, когда некоторые храбрецы покидают лагерь, дабы найти приключения в ближайших поселках и деревнях.
– Дядя Тим,
Я вздрогнул и улыбнулся, забыв про свои немного сентиментальные размышления. Вокруг столпились хуторские дети. Им было от шести до девяти. Совсем маленькие, им, кроме подсобных работ «принеси-подай», и озаботиться-то нечем. Знай себе бегают по окрестностям и в игры играют. И мне, увы, выпал несчастливый шанс стать для них любимой игрой.
– Чего тебе, Керри? – строго спросил я у конопатой девочки.
На хуторе я всегда держал лицо кирпичом, по большей части был немногословен и угрюм. Как вы могли понять, это добавляло если не уважения, то хотя бы признания. Хуторяне полагали, что я нелюдимый, но весьма добрый человек. Так что они не опасались, если дети игрались со мной, но и не считали меня каким-то лентяем или размазней.
– А покажи фокус, дядя Тим, – беззастенчиво улыбнулась дочка пастуха.
Она была самой смелой в компании из семерых детишек и часто выступала у них заводилой. Вообще эти сорванцы уже стали легендой в окрестных селах, деревнях и на хуторах. Их порой даже называли демонятами, с чем я был не согласен. Поверьте мне, демоны намного уродливее и куда менее безобидны.
– Не покажу, – буркнул я, сохраняя строгую мину. В душе же я боролся с подступающим смехом.
– Ну покажи-и-и-и! – заканючила рыжая непоседа.
– Не покажу, – снова буркнул я.
– А если я тебя поцелую?
Я аж поперхнулся и натянул вожжи, отчего Конь чуть не встал на дыбы.
– Это что за предложения такие?! – возмутился я, глядя на смеющуюся детвору и отважную Керри, упершую руки в бока. – А ну как батьке твоему доложу, что ты взрослых мужиков совращаешь?
– А вот и не доложишь!
– Это еще почему?
– Потому что Мия сказала, что ты добрый, – уверенно сообщила рыжая, словно это был какой-то вердикт. – А еще она сказала, что если тебе предложить поцелуй, то ты все сделаешь. Даже дракона победишь, правда, в дракона мы не поверили.
Только невероятная сила воли позволила мне не хлопнуть себя по лбу и не помчаться по дорогам ветра, чтобы отомстить этой смуглокожей приколистке. Хотя я еще отыграюсь за этот раунд…
– Да демон с вами, – махнул я рукой. – Не отстанете же. Ну что же мне вам показать…
Я притворился, будто задумался, а потом начал пристально вглядываться в лица детей. Многие из них сразу стушевались и стали прятаться за спины друзей, и только Керри, сделав шаг назад, сохраняла горделивую осанку. Не повезет тому парню, который лет через семь-восемь в жены ее возьмет. Он же из-под каблука вообще не выберется! Это, конечно, в том случае, если Керри не уйдет с наемниками или путешественниками. Девочка тщательно это от всех скрывает, но я-то знаю, что вечерами она убегает в лес, где сражается с деревьями, лихо орудуя деревянным мечом. Может, у Ахефи даже появится достойная соперница в битве за место в балладах бардов и тенесов.
– Дайте мне камень.
Я протянул руку, и тут же в нее вложили какой-то булыжник. Хмыкнув, я снял с головы шляпу, а потом сделал вид, будто что-то шепчу в нее. Следом, приняв выражение лица медитирующего монаха, я провел шляпой над камнем, и из нее под восторженные ахи-вздохи на камень пролился маленький дождик.
Вернув абсолютно сухой головной убор на положенное место, я заточил камень в сложенные колодцем ладони и поднес ко рту, вновь делая вид, что что-то шепчу. Когда я протягивал его обратно, дети были готовы донести меня до деревни на руках. По всей поверхности камня проросли маленькие бутончики, а трещины сплелись в хитроумный красивый узор.