Земля незнаемая. Зори лютые
Шрифт:
И отвернулся, взялся за бороду, задумался.
Окольничий на месте не стоит, суетится.
— А может, минет?
— Отколь мне ведать, — пожал плечами Одоевский. — Однако сомневаюсь. — И через время сказал: — Ко всему надобно готовым быть, а напервое порубежных воевод упредить. Да мыслю, государь о том позаботится.
— Лютует осударь. На Шиг-Алея кричал, сапогами топал. А уж боярину Тучкову досталось… — Лизута схватился за голову. — Грозил и словесами разными обзывал.
— Теперь что из того. — Одоевский потер лоб. — Ко всему, смоленская забота одолевает. Заключить бы уговор
— Ох-хо, — снова вздохнул Лизута, — страсти каки ты, князь, речешь.
Оружничий долго вдевал ногу в стремя, прыгал на одной ноге, злился. Подбежал мужик, помог усесться в седло.
— Прощай, княже, лучше б и не приезжал к тебе. Не успокоил ты меня, еще боле напужал, спать теперь не буду. Ох-хо!
Давно затворилась дверь за Шиг-Алеем, а государь все еще не остыл, по горнице мечется. Мыслимо ли, Казань упустили! Мухаммед-Эмин десять лет покорство изъявлял. Василий расчет имел, касимовский царек Шиг-Алей верным слугой будет. Ан нет. Не удержался на ханстве. Сагиб-Гирей, враг Москвы, в Казань пробрался. Мыслит укорениться. Вишь, чего Гиреи алчут, с двух сторон Русь зажать.
Отныне с Казанью миром не урядиться, надобно полки слать, изгнать Сагиба, привести казанцев к покорности. Эк, кабы удача постигла, прибрать Казань, дабы она, как и Великий Новгород, либо Псков, аль иные русские города, за государем и великим князем Московским числилась.
Василий рывком распахнул дверь.
— Эй, покличьте князей Воротынского да Дмитрия Вельского!
Миновав донское гирло и оставив в стороне турецкую крепость Азов, Крымская орда многими туменами двигалась к Оке.
Скрипели колеса войлочных кибиток, ревели стада, ржали многочисленные табуны коней.
Застлала пыль солнце, померк день!
Сам Магмет-Гирей вел крымцев на Москву.
Со времени Дмитрия Донского, когда хан Тохтамыш напал на Русь и дошел до самой Москвы, не видела Русская земля такой вражеской силы.
Гордо сидит в седле хан Магмет-Гирей. Не травами пахнет степь, а едким конским потом. Но Магмет-Гирею это приятно щекочет ноздри.
Хан ростом невелик и высох, как былинка в позднюю осеннюю пору. Взгляд у него безразличный и сонный. Но это только кажется. Магмет-Гирей хитрый и коварный. Он не прощает обид. Мало кому известно, разве что самым близким, Магмет-Гирей подл, как шакал.
Мчится мимо Магмет-Гирея тьма воинов, а на левом крыле Большой Орды ведет своих приднепровских казаков атаман Евстафий Дашкович. Соблазнились каневцы и черкасцы добычей.
Магмет-Гирей до крови закусывает тонкие губы. Он с ненавистью думает об астраханском хане. Усеин отказался идти вместе с крымским ханом на Москву, и Магмет-Гирей затаил зло. О! Хан Крыма не прощает обид. Но сейчас не время посчитаться с астраханским ханом. Настанет час, и он, Магмет, появится в астраханских степях и будет наслаждаться унижением Усеина.
Проносятся мимо холма тумены, завидев хана, из многочисленных глоток вырывается победное: «Урагш!»
Магмет-Гирей ощеривается. Его воины достойные наследники могучего Чингиза и храброго,
Нетерпеливо перебирает копытами конь, грызет удила, просит повод. Но хан сдерживает его. Мысль Магмет-Гирея переносится на иное. Он думает о том, что брат Сагиб уже, наверное, выступил из Казани и ведет свою орду к Владимиру. У Москвы Магмет-Гирей и Сагиб встретятся.
Хан почему-то припомнил, как в детстве любил заходить в кузницу смотреть на мастеров. Один из них клал на наковальню кусок раскаленного железа и, держа его клещами, слегка постукивал молотком, а другой бил по железу тяжелой кувалдой. Железо на глазах плющилось, превращаясь в подкову или во что иное.
Магмет-Гирею его орда и орда Сагиба чудились молотом и наковальней, а Москва тем железом, которое под молотом кузнеца плющилось, подобно сырой глине.
Хан пускает повод, и конь легко берет с места. Магмет-Гирей клонится к холке и летит быстрой птицей, а за ним дробно стучат копытами по вытоптанной земле сотни верных телохранителей.
Из Азова друг государев, сам кадий [24] азовских мусульман, через купцов уведомляет великого князя о движении крымцев.
24
Кадий — духовный судья у мусульман.
Но купцы прибыли в Москву слишком поздно. Магмет-Гирей уже вторгся на Русь, а Сагиб-Гирей кинулся грабить Нижегородскую землю.
Дорогу Крымской орде заступили полки государева брата Андрея и князя Дмитрия Вельского.
Навстречу казанцам готовился выступить князь Воротынский.
Тревожно на Москве. Удастся ли отбить недругов, хватит ли силы?
У Рязани без труда смяли русские заслоны, обошли город стороной, всей силой навалились на воевод, князей Андрея Ивановича и Вельского.
Подобно полноводной реке, когда она в паводок выходит из берегов и заливает все окрест, растеклась орда по всей Русской земле от Владимира до Коломны. Пыльными шляхами погнали в Крым и Казань толпы невольников. Плач и слезы на Руси. По ночам горят города и багрово-огненные сполохи переливаются окрест.
Ищет люд укрытия под московскими стенами. Съезжаются в Кремль бояре и князья. Все туже затягивается над Москвой ордынская петля. Уже захватили крымцы Угрешский монастырь и княжье Воробьево сельцо. Дымно и душно в Москве. Ночами от пожаров светло как днем.
Беда пришла на Русь непредвиденная…
У великого князя в палатах собрались митрополит Даниил да князья Одоевский, Воротынский, Вельский, братья государевы Дмитрий и Андрей, да зять, крещеный татарский царевич Петр, и Михайло и Петр Плещеевы. Сидели, думали, как ордынцев отбить и где войско брать.
Не спорили. Государю из Москвы надлежит немедля ехать на Волок и там собирать полки. С ним отправляться и воеводам, князю Вельскому да братьям государевым Дмитрию и Андрею. А Москву держать, Гиреям не сдавать, если даже они осадят город. Дождаться прихода великого князя с войском.