Земля незнаемая
Шрифт:
Насупился Димитрий, шепнул сердито приставу:
– Эко, кормить такую ораву.
Петруня услышал, но внимания не придал, пусть ворчит, а мастеровые сыты будут…
К исходу весны стены над землёй поднялись…
Потянуло на первую половину лета. Строители уже стены выгнали под окна, принялись леса ставить. Врыли в землю столбы, на них опалубку намостили.
Радуется Петруня, сколько умельцев объявилось. И камень тешут, и из кирпича такое узорочье выводят, что гости иноземные, повидавшие на своём веку не мало дива, и те ахают. Споро и ладно получается у русов.
Андреяш
Короткими ночами, лежа на куче соломы в старой поварне, Петруня с Андреяшем спорили, как лучше известь распустись, чтоб вязь крепкая была, какой камень на колонны потребен, а то вздуют лучину и угольком на досочке начнут рисовать звонницу, чтоб стояла она на виду всего города и звон от неё слышали на том берегу Сурожского рукава.
Как-то заглянул на стройку князь Мстислав. Одетый налегке, в голубой шёлковой рубахе с серебряной застёжкой на плече, тёмных бархатных штанах и зелёных сафьяновых сапогах, он долго лазил по лесам, трогал раствор, присматривался к работе умельцев. Андреяш не выдержал:
– Ненароком загрязнишь наряд, князь.
Вскинул брови Мстислав, прикрикнул, недовольный дерзостью мастерового:
– Не твоя в том печаль, холоп.
Петруня заторопился перевести разговор, высунулся вперёд:
– Мрамору бы, князь. От того внутреннее убранство красоту обретёт.
Мстислав головой закрутил, на зодчего глянул с насмешкой:
– Ишь ты, к чему алчен. Камень сей дорогой, италийский, его из-за трёх морей доставлять надобно.
И, больше не проронив ни слова, спустился вниз.
Минула неделя, и князь Мстислав, видно вняв голосу зодчего, купил у чужеземных купцов несколько плит мрамора. Те его в трюмах кораблей вместо балласта держали. Петруне же при встрече тиун огнищный Димитрий не преминул сказать:
– По солиду [121] за каждый камень плочено, разумей.
3
Занедужил Путята. С болезнью нахлынула тоска по родному краю, не покидают мысли о доме, оставленном десять лет назад. Вспомнил Путята последние слова, произнесённые отцом в смертный час: «Чуете, как дым пахнет?
– Он приподнялся, глянул сыновьям в глаза.
– То дым костра, что развёл ваш род. Бойтесь забыть его запах. С кем то случится, забудет и род свой».
121
Солид - византийская золотая монета.
У ложа Путяты, насупясь, сидит Василько. Ворот рубахи расстегнут, волосы, не перетянутые тесьмой, рассыпались.
– Почто печальный, Василько?
– окликнул
Василько встрепенулся, поднял взгляд:
– Твоя хворь тревожит.
– Ни к чему, Василько, поправлюсь.
И под кустистыми седыми бровями по-доброму глянули на гридина бесцветные стариковские глаза. Потом глаза медленно обошли стену каморы, ненадолго задержались у колков, где в ожидании хозяйской руки мирно висели меч и лук с колчаном, кольчужная рубаха и щит, а рядом на полке темнел стальной шелом. О чём думал в эту минуту Путята? Может, мысленно перенёсся он в молодые годы, когда под Дористолом водил их князь Святослав на византийские полки императора Цимисхия? Либо слышался ему трубный клич и виделась яростная атака конницы печенегов?
И снова глаза вернулись к Васильку, по-новому глянули на гридина.
Откашлялся Путята сказал:
– А ведь и ты уже не молод. Ишь, как оно, время, бежит… Не заметил, что и жизнь позади…
В открытом дверном проёме показался Петруня, остановился, загородив собой свет.
– Вспомнил-таки деда, - обрадовался Путята.
– Я уж грех клал на тя, думал, зазнался парень, как в зодчие произвели. Ну, ну! Садись. Потеснись, Василько.
Петруня уселся на лавку, широко улыбнулся:
– Избегался, оттого и не появлялся.
– Ну, сказывай, что состроили?
– Стены возводим, - радостно сообщил Петруня.
– Ладно получается. Не хуже, чем у греков.
– А чему б нашим мастеровым быть хуже византийских?
– удивился Василько.
– Кто нам киевские делал, греки, что ль?
– Наши мастеровые не уступят иноземцам, - согласился Петруня.
– А в ином рукомесле и превзойдут их. Да только редко мы ещё из камня строим, оттого и раздумья меня брали.
– И поныне ещё сомненья таишь?
– хитро спросил Путята.
– Нет, теперь уверился, своими силами построим. Земля наша богата умельцами. Помнишь ли, дед Путята, Андреяша, что на княжьем суде ответствовал? Так вот, нет нынче лучше каменных дел мастера. Сам обучился в малый срок, теперь у него другие уменья набираются. Одно плохо, - лицо у Петруни стало пасмурным, - обещал князь Мстислав на прожитье артелям вдосталь выдавать, а тиун Димитрий да пристав утаивают, голодом морят.
– Князю обскажи, - перебил Петруню Василько.
– Я сказывал, и Мстислав вникнуть обещал, да только слова те попусту, как было, так и есть.
– Брат Чудин говорил; «Боярин боярину не недруг», - Путята сделал безнадёжный жест.
– Не забыл ли ты, Петруня, деда Чудина?
– Как забыть!
– удивлённо поднял белёсые брови Петруня.
– Жив ли брат мой, - задумчиво промолвил Путята, - здоров ли…
Увидев, что Петруня с Васильком собрались уходить, попросил:
– Ты, Василько, коли приведётся, скажи князю Мстиславу, с ним говорить хочу.
На торгу всего многолюдней в византийском ряду. Знают греки, что везти на Русь. В открытых лавках, на виду у всей Тмуторокани разложили гости свои товары, выбирай, плати гривны. Княгиня Добронрава залюбовалась тканью шелковистой, узорчатой. Как море в ясную погоду, переливается она в ловких руках купца.