Земля обетованная
Шрифт:
— Он говорит, что совершенно здоров. Сегодня приходил пан Высоцкий: хотел осмотреть его, но он рассердился и чуть не выставил его за дверь.
— А фабрика еще работает?
— Только десять машин на ходу. Спокойной ночи! — Он поклонился и вышел.
— Пан Макс говорил вчера, что в октябре фабрика остановится. Старик, кажется, совсем выжил из ума: все ночи напролет пропадает на фабрике и приводит в действие машины. Третьего дня Макс видел, как он работал, переходя от одной машины к другой. О, Кароль идет! — вскакивая, радостно
Войдя в комнату, Кароль молча поклонился и сел.
— Ты где был? — спросил отец.
— Там же, где всегда, — буркнул он, раздраженный тем, что должен давать отчет, но, заметив тревожный взгляд Анки, постарался придать лицу приветливое выражение. — Ну, а что у вас слышно? — ласковым голосом спросил он. — Я не пришел к обеду, так как неожиданно уехал в Пиотрков. Простите, что не смог заранее уведомить. Пани Травинская приходила?
— Да, приходила. А после обеда нам нанесли визит пани Мюллер с Мадой.
— Мюллерша с Мадой? — удивленно переспросил он.
— Сказали, что пришли по-соседски навестить нас. Обе очень симпатичные и в один голос расхваливали вас. И сокрушались, что вы их совсем забыли.
— Странные претензии! Я и был-то у них всего раза два. Он нетерпеливо передернул плечами.
Анка была поражена: по словам Мады, весной он почти ежедневно пил у них чай.
— Не правда ли, она — глупая гусыня?
— Напротив, она показалась мне рассудительной, простой и откровенной, по-моему даже чрезмерно… Странно, отчего пан Макс отзывается о ней с такой неприязнью.
— Макс вообще склонен к предубеждениям, — сказал Кароль, хотя прекрасно знал, почему Макс недолюбливает ее.
Он отхлебывал чай из стакана, хотя пить ему не хотелось, но он боялся обидеть отказом Анку и думал об этом странном визите.
«Зачем они приходили? — ломал он голову. — А может, это сама Анка хотела познакомиться с ними поближе?»
Он с пристрастием выспросил Анку, и она со всеми подробностями до мелочей описала их визит и сама была неподдельно удивлена.
«Значит, это Мада подстроила! Девица не промах!» — подумал он с неодобрением.
Кароль еще не отказался окончательно от мысли стать зятем Мюллера, и сближение барышень поставило бы его в затруднительное положение.
— Надо будет отдать им визит, — бросил он небрежно.
— Мне бы не хотелось заводить новые знакомства.
— Понимаю. Тем более неподходящие.
— Как-нибудь на днях зайду к ним с отцом, но поддерживать отношений не стану.
Он снисходительно-брезгливым тоном заговорил об их грубых манерах, о присущей, как всем нуворишам, претенциозности, умышленно выставляя в смешном свете, чтобы отбить у Анки охоту, если у нее таковая имелась, сойтись с ними поближе. Затем перевел разговор на свои дела.
Анка внимательно слушала, с жалостью поглядывала на его утомленное лицо и темные подглазья.
— А конец скоро? — спросила она, когда он замолчал.
— Через
— Но потом вы непременно должны отдохнуть.
— Легко сказать: отдохнуть! Потом дел будет еще больше. Чтобы встать на ноги, понадобятся годы напряженного труда, изворотливость, благоприятное стечение обстоятельств, обеспеченный рынок сбыта, капитал. Тогда только можно будет подумать об отдыхе.
— И всегда вести такую лихорадочную, изнурительную жизнь?
— Да, и вдобавок постоянно опасаться, как бы все не пошло прахом.
— В Курове не пришлось бы так надрываться.
— Вы это серьезно говорите?
— И я тоже так считаю, — заметил пан Адам, отрываясь от пасьянса.
— Я много об этом думала, — прошептала Анка и, склонив голову на плечо жениху, с одушевлением и тайной тоской заговорила о спокойной, мирной жизни в деревне.
Он снисходительно улыбался. «Пускай фантазирует, если ей это доставляет удовольствие», — думал он и, взяв в руку толстую косу, вдыхал дивный аромат ее волос.
— Мы так славно зажили бы там, и никто не мешал бы нашему счастью, — с жаром продолжала Анка.
Кароль сравнивал ее слова с тем, что слышал от влюбленных в него женщин, тоже мечтавших о счастье с ним. И Люция, с которой он час назад расстался, говорила нечто подобное.
Он улыбнулся и, коснувшись кончиками пальцев холодных рук невесты, подумал: они не так красивы, как у той, и не вызывают такого чувственного возбуждения.
Анка посвящала его в свои печали, сокровенные мечты, и нить ее рассказа сплеталась в красочный узор.
«Когда и от кого я все это уже слышал? А-а!» — И он вспомнил жену Ликерта и долгие вечера, проведенные с ней, вспомнил других женщин, их лица, плечи, объятия, поцелуи, заверения в любви.
Сегодняшнее свидание утомило его, и та, другая женщина еще владела всеми его помыслами; слушая Анку, он то нервно вздрагивал, то совсем обессиленный погружался в полное оцепенение, и ему чудилось, что говорит кто-то другой, что его окружает сонм оживших в воображении возлюбленных. Он видел их тонкие профили, жесты, улыбки, чувствовал их прикосновения, ему даже мерещился шорох платьев, слышались обольстительные речи. Они, словно в яви, предстали перед ним…
Он вздрогнул, обнял Анку и губами, еще горевшими от поцелуев другой женщины, прикоснулся к ее виску.
Удивленная неожиданной лаской, она повернулась к нему, и он, невольно сравнив ее с Люци, впервые заметил, что она отнюдь не красавица, хотя у нее очень милое, привлекательное и благородное лицо.
Его холодный, оценивающий взгляд смутил Анку. Она покраснела и, вынув у него из нагрудного кармана шелковый носовой платок, стала обмахиваться.
— Что это за духи? — обескураженно спросила она просто так, лишь бы что-нибудь сказать.