Земля обетованная
Шрифт:
— Не знаю, как это выразить, — растроганно сказал Мориц. — Ведь я — коммерсант и не умею говорить красиво о своих чувствах. Но когда я тебя вижу, Меля, у меня на душе становится так хорошо, что я забываю обо всем на свете, даже о делах. Ты такая красивая и совсем не похожа на наших женщин… Скажи, ты согласна стать моей женой?
Она смотрела на него, но снова видела перед собой другое лицо, другие глаза и слышала страстный, взволнованный шепот любовного признания. И словно изнемогая от жарких поцелуев, опустила веки.
— Меля, ты согласна стать моей женой? — переспросил Мориц, встревоженный ее молчанием.
Она очнулась, встала и не раздумывая торопливо сказала:
— Согласна. Переговори обо всем с отцом. Хорошо, я выйду за тебя замуж.
Он хотел поцеловать ей руку, но она мягко отстранилась.
— А теперь оставь меня… Мне нездоровится… Приходи завтра после полудня…
Больше она ничего не в силах была сказать, а он, обрадованный благоприятным исходом дела, не обратив даже внимания на то, как странно она себя ведет, поспешил к папаше Грюншпану уговориться о приданом.
Не застав Грюншпана, которого вызвали в контору, он вернулся в будуар, чтобы попросить Мелю самой сказать отцу о своем решении.
Бледная как полотно стояла она на прежнем месте и, глядя невидящими глазами в окно, шевелила губами, словно разговаривала со своим сердцем или с видениями прошлого.
— Ладно, Мориц, скажу… Да, я буду твоей женой, Мориц… — монотонно повторяла она.
Но на этот раз позволила ему поцеловать руку, и, не заметив даже, как он ушел, прилегла с книжкой на кушетку и тупо уставилась на покачивавшиеся за окном розы и сверкавший на клумбе золотистый зеркальный шар.
На радостях Мориц дал Франтишеку, подававшему ему пальто, целый гривенник и поехал на фабрику на извозчике.
— Поздравь меня, я женюсь на Меле Грюншпан, — выпалил он, вбегая в контору.
— Что ж, это немалые деньги, — сказал Кароль, поднимая голову от бумаг.
— Это большие деньги, — уточнил Мориц.
— В том случае, если страховая компания заплатит сполна, — с ударением сказал Кароль.
Его злило, что Мориц одним махом заполучил красивую невесту и большое приданое, а он, Кароль, бьется как рыба об лед.
— Я принес тебе деньги.
— А я прикинул и вижу, что обойдусь без них. Нашелся кредитор, который согласен дать в долг на полгода всего за восемь процентов. — Это была неправда, но он сказал так умышленно, чтобы досадить Морицу.
— Бери! Я специально для тебя раздобыл деньги и уплатил вперед проценты.
— Задержи их у себя на несколько дней, если они мне не понадобятся, я уплачу неустойку.
— Не люблю, когда сделку обставляют такими условиями, — недовольно сказал Мориц.
— Значит, панна Меля согласна? Странно…
— А что в этом странного? — раздраженно
— Малость на конторщика смахиваешь. Впрочем, дело не в этом…
— А в чем? Договаривай, пожалуйста…
— Да ведь она была без памяти влюблена в Высоцкого, — сказал Кароль притворно-удивленным тоном, в котором сквозила издевка.
— Это такая же нелепость, как банкротство Шаи.
— А почему бы им не полюбить друг друга? Она — красавица, он тоже недурен собой. И оба помешаны на служении обществу, оба темпераментные… я сам видел у Травинских, как они пожирали друг друга глазами. Поговаривали даже о женитьбе… — безжалостно продолжал он, наслаждаясь страдальческим видом Морица.
— Возможно, но мне это безразлично.
— Я не мог бы с безразличием относиться к тому, что касается моей невесты. И никогда не женился бы на женщине с прошлым, — сказал Кароль и при этом так язвительно усмехнулся, что Мориц вскочил как ужаленный.
— К чему ты мне все это говоришь?
— Просто так. В моих словах нет ничего обидного ни для тебя, ни для панны Мели. Я искренне рад, что ты так удачно женишься. — И он снова ехидно улыбнулся.
Мориц обозлился и, хлопнув дверью, выбежал из комнаты.
Он был так раздражен, что с руганью накинулся на рабочих, которые откачивали воду из-под фундамента.
— А ну, пошевеливайтесь, хамы! Работаете как из милости, со вчерашнего дня воды нисколько не убавилось.
— Чего? — громко спросил один из рабочих.
— Ты чего грубишь? Как ты смеешь грубить? Да я в два счета выгоню тебя с работы!
— Проваливай отсюда, жид пархатый, покуда цел! Не то башку сверну, чтоб знал, в какую сторону улепетывать, — прошипел каменщик, поднося кулак к его носу.
Мориц поспешно отступил и поднял такой крик, что Кароль выскочил из конторы, а Макс — из прядильной.
Мориц требовал, чтобы рабочего немедленно уволили, так как он оскорбил его.
— Успокойся, Мориц! И не вмешивайся не в свое дело!
— Как это «не в свое дело»? У нас одинаковые права!
— Допустим. Но это еще не причина, чтобы ругать рабочего и при том несправедливо.
— Что значит «допустим»! Я, как и ты, вложил в дело десять тысяч.
— Не кричи, пожалуйста! Или тебе хочется похвастаться перед рабочими своими десятью тысячами?
— Говорю, что считаю нужным. И прошу меня не учить!
— Но кричать-то зачем?
— Это мое дело!
— Ну и кричи на здоровье! — презрительно сказал Кароль и ушел в контору.
Мориц выкричался перед Максом и убежал, пригрозив напоследок, что заведет здесь другие порядки, что дальше так продолжаться не может, что Кароль строит не фабрику, а дворец.
— Рассчитывает на приданое панны Грюншпан вот и разошелся, — сказал Максу Кароль, но в душе пожалел, что вспылил, так как крайне нуждался в деньгах.