Земля Обетованная
Шрифт:
– Давайте окончательное вынесение ему приговора отложим до завтра, а сегодня препроводим его в темницу и попросим наших любезных охранников стеречь его до утра, как зеницу ока.
Одержавшие над председателем победу судьи не возражали, и Грек-философ с Дионисом под своей охраной отвели меня обратно в тёмный чулан.
Я повалился на груду тряпья, как скошенный сноп, ноги меня не держали, моё сердце погрузилось в тоску и печаль. Как она могла обо мне такое сказать? Обида душила меня, к горлу подступали рыдания. Вскоре, разбитый телом и душой,
Меня разбудило лёгкое прикосновение к плечу. Я открыл глаза и увидел Лену, склонившуюся надо мной. В руках она держала свечу. Приставив палец ко рту, она прошептала:
– Тсс! Я только что усыпила Диониса, подарив ему бутылку вина. Ты уж прости, что я наговорила на тебя там, на суде. Но я это сделала для того, чтобы они не заподозрили меня и тоже не заключили под стражу. Надеюсь, что наш сегодняшний побег будет более удачным.
Я вскочил на ноги и от радости заключил её в объятия.
– Лена, милая, какая ты молодчинка!
И я хотел поцеловать её в губы, но она легонько отстранила меня и сказала:
– Сейчас здесь не место и не время для этого.
Мы тихонько выбрались из чулана, прошли на цыпочках мимо спящего Диониса и вышли во двор. Стояла глубокая ясная ночь. На небе горели звезды. Луна благосклонно посылала нам свои лучи, добровольно взяв на себя роль нашего проводника-фонарщика.
VI. Побег с Еленой Прекрасной
Лена скормила приготовленный кусок сырого мяса Диогену, и тот, даже не тявкнув, беспрепятственно пропустил нас в поле. Вместо прежнего маршрута мы выбрали более короткий путь до границ тумана, но более длинный до железнодорожной станции. Отправившись на северо-восток, мы намеревались, достигнув бурятского села Оймур, указанного на карте 1834 года, которую Лена обнаружила в библиотеке, в камере-обскуре на втором этаже особняка, повернуть на юг и под прикрытием ночи и густого тумана через русские сёла Дубинино, Инкино, Шерашово и Манжею выйти к селу Кудара, а затем уже двигаться знакомой дорогой до станции Тимлюй.
На этот раз Лена хорошо подготовилась к побегу, она собрала два рюкзака, положив туда еду и всё необходимое.
Мы прошли, не спеша, мимо шаманской юрты. От Петрушек до села Оймур было не более шести-семи километров. С самого начала пути мы берегли силы, не бежали, словно угорелые, как накануне утром, когда пустились в бега, забыв обо всём на свете. Часто останавливались, сверяя свой маршрут с картой. Вся долина до Байкала погрузилась в сон. Спали строители нового мира в своем зарождающемся очаге цивилизации в пансионате "Петрушки", спал шаман в юрте на своём средневековом стойбище. Луна отражалась рассеянным светом от поверхности озёр Глухой Сор, Масовое и Цаган. На северо-западе светились своими водами ещё три озера, расположенные друг за другом: Кислое, Харахойкинское и Курное. Над Байкалом по-прежнему
Подойдя к границе густого тумана, мы с Леной переглянулись и, взявшись за руки, как маленькие дети, и набравшись мужества, ступили в неизвестность. Некоторое время мы брели ощупью, как слепые. Предусмотрительная Лена по дороге подобрала палки, которые нам сейчас очень пригодились. Мы ступали по мягким кочкам, спотыкались, падали, поднимались и шли дальше. Вскоре мы ощутили под ногами твердую почву. Диск луны совсем увяз в плотном тумане, и нас окутала белая непроглядная темнота. Боясь, что мы можем начать кружить по кругу, я остановился.
– Что случилось? – спросила Лена.
– Но у нас нет компаса. Как мы дойдем до Оймура? Мы же можем заблудиться.
Лена задумалась. Я пытался рассмотреть её фигуру, но дальше локтя своей вытянутой руки ничего не видел.
– Зря мы отправились с тобой, – сказала она. – Надо возвращаться.
Это меня взорвало.
– Ты, что же, собираешься со всеми спать подряд! – вскричал я, но тут же осёкся.
Лена молчала. Я пожал её прохладную руку и извинился.
– Если ты не хочешь, чтобы я это делала, придумай что-нибудь, – сказала она спокойно.
Я снял с себя свитер, намотал его на конец палки и поджёг, как факел. Темнота чуть-чуть отступила, я мог видеть Лену, под ногами образовался светлый полукруг, идти стало легче.
– Вот видишь, – подбодрила меня Лена, – если ты захочешь, то всё можешь сделать.
Некоторое время, как нам казалось, мы шли по прямой линии, придерживаясь прежнего курса. Вдруг неожиданно факел погас. Я хотел зажечь его снова, но, к своему ужасу, обнаружил, что потерял спички.
– Что такое? – спросила Лена, почувствовав мое замешательство.
– Спички. Пропали спички.
– Куда же они делись?
– Не знаю. Я их положил в карман, но они исчезли.
– Может быть, ты их обронил?
– Не знаю. Не должен был.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что их у тебя украли? – засмеялась Лена.
– Все может быть.
– Ты меня не пугай, – попросила она. – Я и так за эти три дня натерпелась страха.
Некоторое время мы молча стояли в темноте, соображая, что нам делать дальше.
– Ну, придумай что-нибудь еще, ты же можешь, – наконец, в темноте раздался ее голос. – Не стой так, а то я сойду с ума.
Я не знал, что делать, пребывая в полном отчаянии. Вокруг нас царила такая тишина, что звенело в ушах. Вдруг, прислушавшись, мы уловили неясное пенье. Откуда-то издалека доносились то ли детские, то ли женские голоса. Судя по монотонной мелодии, исполнялась какая-то бурятская песня, похожая на ёхор.
– Ты слышишь? – спросила меня, обрадовавшись, Лена. – Значит, не все люди погибли. Похоже, что песня доносится из того бурятского села.
– Оймура, – вспомнил я его название. – Идём.