Земля точка небо
Шрифт:
– Ю кам ту Эуроп из гут, – объявил он, сунув блестящий нос в открытую дверь. – Вэрк?
– Э… ноу, – Лиза поглубже укуталась в теплую кофту, поражаясь его терпению. Сколько можно, где этого Максима черти носят? Он там что, все запасы решил купить?
Наконец он показался, довольный и насквозь промокший, в обнимку с черной жестянкой размером в полведра.
– Представь, никто по-английски не говорит, – сообщил Макс, падая на сиденье. – В итоге она ходила со мной по всему магазину и показывала рукой на всё подряд, пока мы пиво не нашли.
Водитель
– Ого, какая здоровая, – сказала Лиза. Ей захотелось пить. – Ладно… дай попробовать это свое немецкое пиво.
– Вообще говоря, оно датское, – Макс передал ей холодную тяжелую жестянку. – У них из немецкого был только светлый лагер, четыре и пять оборота, я такое не пью.
Лиза отхлебнула из банки и вернула ее Максиму. Пиво было слишком горьким и крепким. Но Макс теперь нашел себе развлечение, и Лиза могла спокойно поспать.
Она проснулась только на мостовой под неутомимым дождем, когда огни микроавтобуса уже таяли вдалеке. Сквозь утренний полумрак виднелась улица из детских сказок – дома с черепичными крышами, чугунные фонари… Лиза осталась бы посмотреть, но снаружи было слишком мокро, да и Макс один не втащил бы все чемоданы. Она подхватила две сумки, и они вдвоем побрели через улицу к альпийскому домику с деревянной вывеской. «Гастхаус», прочла Лиза. Как это прекрасно.
Внутри гостиница напоминала средневековую пивоварню. Здесь даже стоял камин, и даже с настоящим огнем, а другая стена была целиком выложена из огромных бочек с потертыми старинными плакатами. Из плетеного кресла навстречу Лизе поднялась маленькая улыбчивая старушка. Она побрела за конторку, вручила им ключи и по-немецки спросила что-то насчет «эссен». Ужинать.
Максим оглянулся на Лизу, но ее до сих пор мутило с дороги. Она помотала головой, и они друг за другом побрели к деревянной скрипучей лестнице и наверх, волоча по смоляному полу неподъемные дорожные чемоданы.
Номер оказался совсем небольшим, зато под самой крышей, с окнами на косой наружной стене. По стеклам водопадом катился дождь, и свет уличных фонарей уютно плясал в его струях. Между кроватей на столике лежало два полотенца, два квадратика мыла, и горел бумажный торшер.
– Ой, как классно, – сказала Лиза. – Интересно, у тебя тоже в комнате так?
– У меня? – не понял Макс. – Это наш общий номер.
– Подожди, ты что, совсем? Как это, общий номер?
– Слушай, – Максим поморщился. – Только не начинай. Это комната на двоих. Кровати раздельные.
– Но с какой стати? Ты что, не мог снять две разные? Мне нужно уединение! Я не хочу жить с тобой в… не важно с кем, в одном тесном номере.
– Извини, – Макс бросил куртку в угол, сел на кровать и принялся развязывать шнурки. – Я за тебя отвечаю. У меня вполне четкие указания.
– Это… – Лиза ощутила, как возвращается забытое давление. Максим топтался рядом, от него пахло аэропортом и баночным пивом. – Это как же получается? Ты теперь постоянно будешь ходить за мной следом?
– Да, – он протиснулся мимо и
– Блин… даже не знаю, что сказать, – рухнув на свежую постель, Лиза уставилась в окно, прямо в небо, размытое безразличными потоками дождя. Где-то внизу скрипел водостоком незнакомый ветер. Максим возился за открытой дверью, раскладывая бритвы, шампуни и зубные щетки. Его большая тень окутывала комнату.
– Ты стоишь больших денег, – подал голос Макс. – Нельзя допустить, чтобы в поездке с тобой что-то случилось.
– И студия приставила ко мне личного надзирателя, – сказала Лиза, не поднимая головы.
– Можешь воспринимать это так, – скрипнула ручка крана, зашипела вода. – Или можешь – я просто предлагаю – считать, что мы друзья, которым интересно проводить время вместе.
Максим сунул руки под воду и коротко вскрикнул: из горячего крана лился обжигающий кипяток.
10 мая 2005 года
Всё, что ты есть, и всё, что ты делаешь, и всё, что после тебя останется – это твои истории. Вещи разрушаются слишком быстро, люди – еще быстрее, и только их невидимые оттиски живут и живут, лишь бы кто-то хранил их среди воспоминаний.
Лиза всегда удивлялась, как ему удалось разыскать Синицу, а это было совсем несложно. Он ходил от человека к человеку и спрашивал. И рассказывал одну и ту же историю. Дима говорил, что собирает материал для статьи. Он притворялся журналистом, потому что думал – раз она с телевидения, значит, так ее найти будет проще. И было. Если бы Дима знал, что Синица работает в порно, то разыскал бы ее сразу же.
Оказалось, что быть журналистом выгодно – стоило вынуть потертый блокнот и огрызок карандаша, и люди начинали говорить немного другим тоном. И если они хотели в газету, то старались помочь изо всех сил, а если нет – то всё равно старались, только бы отделаться без лишнего шума. Редко кто мог удержаться.
Но между историей и ложью тонкая грань, поэтому Дима решил когда-нибудь в самом деле стать журналистом. И стал.
– Еще раз, какое издание вы презентуете? – спросил мелированный парень с необычным произношением. Родился в эмиграции. Русский, конечно же.
– «Ритм энд блюз», журнал для прогрессивной молодежи, – ответил Дима автоматически. – Митяй Честный, город Москва.
Парень сложил бумаги в аккуратную стопку и постучал ей о светлый полированный стол.
– Не совсем понимаю, чем наша студио может вам помочь, – сказал он и снова подровнял бумаги.
Теперь, когда Дима на самом деле был журналистом, говорить стало еще проще. Теперь он умел рассказать историю правильно. Главное – выбрать слова нужной полярности.
Положительная: сказать то, чего не ждут, но хотели бы слышать. Отрицательная: чего не хотят, но втайне ждут. Простые основы манипуляции.
– У вас на студии работала девушка по имени Сюзанна, – теперь вместо блокнота у Димы был личный диктофон, и действовал он в тысячу раз мощнее. – Я хочу взять у нее интервью.