Земля Тре

Рыжов Александр

Повествование Глеба подошло к концу. Он утомленно вздохнул и, положив под голову руку, стал разглядывать низкий потолок. Установившуюся тишину нарушил Коста:

– Элльм говорил о каком-то дне, когда эта ведьма... как ее?.. Аццы будет где-то поблизости. Мы не опоздали?

– До этого дня осталась неделя. Аццы будет на Безымянном Острове.

– Далеко до него?

– Это совсем рядом. Когда вы отдохнуть, я вам его покажу.

– Старик так и не сказал, что нам делать дальше...

– Я получить от него письмо.

– Письмо?

С кем?

– Его принести Муччесь, моя чайка.

– Где же оно?

– Сейчас...

Пяйвий порылся за пазухой и вынул овальный кусок березовой коры. На его гладкой стороне были крупно начертаны какие-то слова.

– Я не понимать, - сказал Пяйвий и протянул кору Глебу.
– Элльм писать на вашем языке, я не знать эти буквы.

Глеб поднес послание нойда к глазам и в скачущем свете пламени вслух прочел две коротких строки, написанные коричневой краской, глубоко въевшейся в древесные волокна:

– "Аццы погибнет от стрелы с серебряным наконечником".

– Это все?
– спросил Коста. Глеб взглянул на Пяйвия.

– Больше ничего?

– Ничего...

Коста громко кашлянул и, сбросив с себя покрывало, которым его заботливо накрыла Айна, сел.

– Дайте воды.

Пяйвий торопливо подал ему чашку с горячим настоем. Коста, обжигаясь и морщась, в три глотка осушил ее и, переведя дух, проговорил:

– Я мыслю так: старик понадеялся на нашу сообразительность. Раз в письме больше ничего нет, значит, до Аццы мы доберемся сами. Один вопрос - где достать эту самую стрелу?

– Стрелу?
– Глеб по-прежнему держал в руках письмо Элльма, словно надеялся получить еще какую-то подсказку.
– Стрелу можно выстругать. Вопрос в другом - где достать наконечник?

На лицо Пяйвия легла тень, и оно стало пасмурным, как зимнее небо.

– В погосте Истертой Скалы нет серебра. Может быть, Ляй...
– Тут он споткнулся на полуслове, и его тонкие брови прыгнули вверх.
– Есть! Есть серебро! Я вспомнить.

– Где?

Пяйвий обеими руками разорвал воротник и снял с шеи засаленный шнурок. На ладонь Глеба легла серебряная пластинка со знакомой надписью: "Се защита от зла".

– Вот серебро!
– торжествующе сказал Пяйвий. Глеб, протестуя, замотал головой.

– Нельзя! Это подарок...

– Если он спасти нас от Аццы, это будет самый лучший подарок.

Пяйвий произнес эти слова таким твердым голосом, что Глеб не решился перечить. Он сжал оберег в кулаке, а когда снова разжал пальцы, на ладони вместо плоского круга лежал маленький острый конус...

– Я быть прав, - прошептал Пяйвий. Глеб молча опустил руку в карман.

– Дело за малым, - опять вмешался Коста.
– Найти Аццы.

– Я показать вам Остров...

– Покажи сейчас. Мы уже отдохнули, правда, Глеб? Глеб кивнул, но в этот момент отворилась дверь, и в тупу тяжело шагнул запорошенный снегом человек. Входя, он притопнул каньгами о порог, шаркнул сперва одним, потом другим плечом

о дверные косяки, и с него, как с большой мохнатой елки, посыпались белые хлопья. Потом он стянул с рук покрытые ледяной коркой койбицы и низким густым голосом проговорил:

– Тиррв.

– Тиррв, - ответил Глеб, с уважением оглядывая рослую широкогрудую фигуру.

– Здравствуй, - сказал Коста по-русски.

– Это Ляйне, - произнес Пяйвий, вставая. Эрвь погоста Истертой Скалы снял с плеча лук и колчан со стрелами, расстегнул верхнюю пуговицу печка и, внимательно вглядевшись в лица гостей, сказал:

– Суйма.

Глеб повернулся к Пяйвию.

– Что он говорит?

– Он сказать, что погост собрался на суйму. Это когда все вместе решать важное дело.

– Ясно, - сказал Коста.
– У нас это называется вече.

– Что ж.
– Глеб поднялся, ноги все еще подрагивали от слабости и усталости.
– Пойдем на суйму.

Тупа Ляйне стояла отдельно от остальных жилищ, и возле нее была вытоптана большая круглая площадка, на которой собралось теперь все население погоста. Глеб увидел сотни блестящих глаз. Едва открылась дверь, люди, тесня друг друга, подались вперед - Глеб, Коста, Ляйне и Пяйвий оказались зажатыми в тесном кольце и почувствовали теплое дыхание лопинов. Неподалеку, за чьим-то плечом, Глеб разглядел полудетское лицо Айны и черные, как вороново крыло, волосы, на которые был накинут белый пуховый платок.

Толпа молчала. Ляйне поднял обе руки и в полной тишине звучно произнес:

– Тыгк лев мин товраш. Руши!

И тут началось невообразимое: со всех сторон к ним потянулись руки, а блеск глаз стал таким ярким, словно это были алмазные зерна, тронутые лучами солнца. Толпа заколыхалась, каждому хотелось потрогать пришельцев, а в сумрачное небо полетели звонкие выкрики:

– Руши! Руши! Мин товраш!

Глеба сдавили с боков, приподняли над землей, куда-то понесли... Он ухватился рукой за локоть Пяйвия и спросил срывающимся голосом:

– Что такое? Что с ними?

Пяйвий в ответ широко улыбнулся и прокричал, стараясь перекрыть шум гудящей толпы:

– Ляйне сказать, что вы наши друзья!

Кольцо сжалось. Глеб не видел ничего, кроме лиц лопинов, и вдруг до него дошло, почему их глаза так странно засверкали. Слезы! На черных ресницах этих полудиких людей вздулись большие прозрачные капли... скатились на обветренные щеки... поползли по скулам... Глеба захлестнуло непонятное чувство - оно быстро переполнило стесненную грудь и, подобно тому, как ищущий выхода речной поток упирается в плотину, уперлось в горло. Что это было? Жалость? Гордость за себя и свою землю? Стремление что-то сделать - немедленно, не откладывая ни на неделю, ни даже на один день?.. Во рту защипало, Глеб поперхнулся, почувствовал на языке горечь и повернулся к Косте. Тот был рядом такой же растерянный, ошеломленный, сбитый с толку. Происходящее оглушило его, спутало все чувства и мысли.