Земля вращается со скрипом (сборник)
Шрифт:
Едрическая сила! Полет Гагарина!
Я бросился к Брюне! Возле него уже суетился кривоногий водитель.
– Ты живой, парень?
– взывал он к Сане, опустившись перед ним на колени.
– Парень, ты живой?
Брюня приоткрыл покрасневшие веки. Глаза слезились.
Парень, ты меня видишь? Ты видишь меня? Как тебя зовут? Сколько пальцев? Как тебя зовут?
Саня его зовут, - сказал я, присев на корточки рядом с ними.
Вокруг собирался любопытный народ. Скривившись, Саня охрипшим голосом подтвердил мои слова:
– Да...
И когда наши взгляды встретились, он криво улыбнулся. Потом, как ни в чем не бывало, он поднялся, отряхнулся и успокоил собравшихся:
– Граждане, не в этот раз! Всем спасибо!
Водитель от переизбытка чувств принялся было Саню обнимать, но тот резко отстранился:
Э-э, чувак! Оставь меня в покое! Без обид!
Ты как?
– спросил я.
Глаза печет и башка трещит. Срочно нужна анестезия.
Я чуть не рехнулся, видя твой взлет...
Водила - гад! Сначала сбил, потом полез обниматься...
– Никакого постоянства! Да?
Брюня утвердительно чихнул.Бутылку баба Таня давала, но с условием.
Ребятки, - попросила она, - Булдыха все время занимает мое место. Скажете ей чего?
Она что, раньше приходит?
– спросил Брюня, чихнув.
В том-то и дело, что нет. Но с ней ее сынок - бугай-переросток, - сгоняет меня.
Где она?
Мы подошли к указанной тетке непередаваемых размеров и сказали:
– Послушайте, уважаемая! Говорят, вы тут несколько притесняете своих коллег...
Якых ще калек?!
– враждебно гаркнула она.
– Що треба?!
Послушайте, мамаша, - сказал я, демонстрируя одну из своих обаятельных улыбок.
– Давайте попытаемся, насколько возможно, контролировать свою агрессию по отношению
к дру--.
Брюховецкий не выдержал и перебил меня на полуслове:
– Запомни, бомбовоз, еще раз обидишь бабу Таню -устроим тебе веселую-превеселую жизнь!..
– Андрий!
– заорала Булдыха, глядя на кого-то позади
нас.
– Та старая сука натравила на нас цих бандитов!
Мы обернулись, и я успел зафиксировать напоследок здоровенный кулак, который летел ко мне с превышающей все допустимые нормы скоростью.
Мои солнцезащитные очки с вафельным хрустом разлетелись, осколки впились в кожу, брызнула кровь...
Кругом поднялся невообразимый шум: бабий визг, топот и ругательства...Я был уверен, что лишился глаза...
Брюня отвел меня к себе, промыл рану и, забинтовав глаз, сообщил:
Веко разрезано, ты теперь можешь сквозь него смотреть на мир. И под глазом разрез. Надо в травмопункт. И не в обычный. Есть такое челюстно-лицевое отделение. Около зоопарка.
Глубокий разрез?
Да не очень, но ведь это лицо, а не жопа - пусть лучше
зашьют.
В ванную комнату, где мы сидели, вошла его мать.
– Ты где шлялся?
– спросила она Саню.
Тот, не отвечая, включил душ, стал отмывать ванну
– Где хлеб?
– Хлеб?
– переспросил Саня громко, стараясь перекричать шум воды.
– Ты вчера пошел за хлебом, - напомнила она.
Да, я вчера пошел за хлебом...
– Ну, и?
Ну, и... нахлебался.
– Леонид, - обратилась ко мне Надежда Ильинична официальным тоном, - очень прошу, чтобы впредь не видела вас в нашем доме.
– Хорошо, - покорно ответил я.
Настроение было ни к черту.
– Не бери в голову, - успокаивал меня Саня по дороге в травмопункт.
– У меня она несдержанна, но отходчива. Бывает, на батю как обидится, ну прямо смертельно, а через минут десять, как ни в чем не бывало, шутит, смеется...
Я слушал его вполуха. Меня смущал мой внешний вид. Казалось, все люди пялятся на меня, хоть и отводят поспешно взгляд, лишь только я гляну на них.
Я их понимаю. Было на что посмотреть. Один глаз перемотан а-ля «раненый партизан», второй смотрел через тонкую щелочку «разноцветного заплыва».
В метро один алкаш вообще уставился на меня, как туземец на икону. Я уже хотел было послать его душевно к такой-то матери, но тут он подошел ко мне и сказал:
Молодой человек, это, конечно, не мое дело, но вы замотали не тот глаз, у вас подбит другой.
Спасибо, отец, не обращай внимания, так надо.
Шутка такая, что ли?
– Да, прикол...
Ну и на кого ты похож?
Я не ответил, так как подозревал, что Аленин вопрос был, по большому счету, риторическим.
– Тебе самому не надоела такая жизнь?
– задала Алена
следующий вопрос.
Не знаю, я как-то не думал об этом.
А ты вообще думаешь?
Тут Саня тяжело и, по-моему, демонстративно вздохнул и даже позволил себе скрипнуть зубами. После чего изобразил на своем лице нечто напоминающее добродушную улыбку и сказал:
– Ладно, голубки, воркуйте. А я пойду, у меня целая куча
неотложных дел.
Я поинтересовался, каких именно. Он на мгновение задумался:
– М-м, куча... Во-первых... Хлеба купить.
– У тебя же денег нет.
Вот! Еще деньги достать. Все! Увидимся!
Лишь только он вышел, Алена сказала:
Он очень дурно на тебя влияет.
– То же самое обо мне говорит его мать.
– И она права. Вы дурно влияете друг на друга.
Че ты паришь?
– Я принялся нервно прохаживаться по комнате.
– Он мой друг, и этим все сказано. Он не бросит, не предаст и может спокойно рассчитывать на такое же поведение с моей стороны. Он всегда будет на моей стороне, независимо от того, прав я или неправ, заслужил я это или нет... Короче, он мне друг, а я ему. Все.