Земля Жар-птицы. Краса былой России

Масси Сюзанна

Затем вся деревня пировала, танцевала и пела. По традиции на русской свадьбе гости во время пира весело кричат: «Горько! Горько!» И новобрачные должны во время этих возгласов целоваться, чтобы еда и питье казались сладкими.

Одна англичанка, посетившая в 1850-х годах русский север, была приглашена на свадьбу дочери старосты отдаленной деревни на берегу Двины. Она пишет: «Мы едва успели причалить к берегу реки, как староста пришел приветствовать нас и проводить в свой дом. Перед домом собралось много народа; все они казались радостно оживленными и были одеты в свои лучшие наряды; мы шли сквозь толпу вслед за хозяином, который с множеством глубоких поклонов ввел нас в самую лучшую комнату; там уже собралось немало людей. По крайней мере, около тридцати женщин чинно сидели рядами вдоль стен; многие, скрестив руки, оставались почти неподвижными. Их ярко расцвеченные шелка и броские головные уборы производили неизгладимое впечатление. Сама невеста, миловидная девушка лет семнадцати, сидела в переднем углу комнаты по правую

руку от жениха. Перед ними стоял стол, покрытый белой скатертью и со вкусом украшенный гирляндами из искусственных цветов и бантами из розовых лент. На нем были расставлены свадебные пряники, испеченные из муки с медом и посыпанные сверху миндалем; вокруг стояли блюда со сладостями, вареньем и сушеными фруктами. Мне объяснили, что по обычаю невеста не должна разговаривать со своим женихом. Когда мы подошли с поздравлениями, молодожены приняли их с благодарностью и поклоном. Староста велел поставить стулья как раз напротив стола, так что у нас появилась прекрасная возможность рассмотреть наряд невесты и полюбоваться им. Ее голову украшал головной убор высотой почти в тридцать сантиметров, убранный золотом и жемчугом, и все это сооружение обвивала золотая лента с кружевной каймой; в уши были вдеты роскошные кольца, а на шее красовались бесчисленные ряды жемчуга. Кофта невесты из золотой парчи с короткими и чрезвычайно широкими батистовыми рукавами была окаймлена вышивкой из жемчуга; рукава, подвязанные голубой лентой, оканчивались кружевной рюшкой. Это был русский народный наряд. В разных губерниях костюмы могут различаться, и они не везде одинаково богаты. В той семье староста, человек зажиточный, был не только главой деревни, но и имел собственные лавки в Москве и Санкт-Петербурге. Я заметила, что пальцы невесты были унизаны кольцами… казалось, ей дали украшения, принадлежавшие всей семье. Что касается жениха, — это был приятный на вид парень лет двадцати двух, очень опрятно одетый в длинное синее пальто, называемое кафтаном, которое застегнуто наглухо высоко у шеи. Нам подали чай, кофе, вино, конфеты, пироги, фрукты и другую еду… Я заметила, что ложки были тульской работы, с виду золотые, но на самом деле из позолоченного серебра, украшенные причудливым цветочным узором, который, как мне объяснили, наносят посредством травления. Думаю, что секрет такой техники известен лишь в России.

Все женщины, собравшиеся в доме, были из семей, принадлежавших к привилегированному классу купцов и фермеров, и они были одеты в костюмы, похожие на невестин. Во все время нашего пребывания в комнате они развлекались лишь пением, поочередно речитативом исполняя импровизации, посвященные свадебному торжеству. Одна из их песен восхваляла жениха и его богатства: «У него много коров, свиней и лошадей, он может повезти свою невесту в церковь на дрожках!». Мы довольно долгое время провели около молодой пары, а затем вышли на улицу, чтобы посмотреть на собравшихся перед домом гостей; там несколько женщин танцевали… они с бесстрастным выражением лица двигались парами в такт песне то вперед, то назад…. На дальнем конце двора мужчины устроили собственный бал; мы от всего сердца смеялись над комичными движениями двух молодых танцоров, которые прыгали презабавным образом. Еще один крестьянин исполнил сольный танец, а затем мужчины спели несколько национальных песен; при этом каждый взял за руку своего соседа либо прислонился к его плечу, «чтобы взять верный тон», как они сказали… Мы хотели попрощаться со старостой и его семьей, но нас не отпускали до тех пор, пока мы не выпили шампанского за здоровье молодых… это вино русские пьют в особо торжественных случаях.

Когда мы ступили на борт лодки, крестьяне хором прокричали слова прощания, и еще долго, когда и деревни-то уже не было видно, мы слышали громкие голоса хора, исполнявшего национальные напевы в честь юной невесты».

13. СОКРОВИЩНИЦА РУССКОЙ ЗЕМЛИ

Русские песни, танцы и сказки издавна отличали задушевность и живость, которые столь же ярко проявились в прикладном народном искусстве. Необыкновенное мастерство народных умельцев, разнообразие и красота их изделий опровергают широко распространенный миф о мрачности и вечно угнетенном состоянии души русского крестьянина. Напротив, в этих работах ясно читается богатство народной фантазии и радостное восприятие жизни.

Заимствуя темы и декоративные мотивы у природы, черпая их из любимых сказок и легенд, простые люди по всей русской земле с юмором и неиссякаемой выдумкой украшали самые обычные вещи, которыми они постоянно пользовались в жизни. Яркими красками они расписывали сани и таратайки, покрывали резьбой наружные детали на избах; миски, ложки, солонки, подсвечники, прялки, даже рабочие инструменты украшались ажурной резьбой и росписью. Используя всегда бывшие под рукой материалы, — дерево, глину, солому, лен — мастера создавали столь изящные в своей простоте вещи, что их правильнее называть произведениями подлинного, а не так называемого «народного» искусства. Предметом особой гордости русских всегда была традиция высочайшего индивидуального мастерства, проявлявшаяся на всех уровнях, поэтому деревенский мастер одинаково умело обращался и с более дорогими материалами, когда ему случалось работать в царском дворце.

Нечего и говорить, что Россия — это страна искуснейших плотников, тонко чувствовавших

душу дерева. Мастера никогда не испытывали недостатка в материале, ибо во все времена их окружали бескрайние русские леса. Древесина всегда была дешевой, а в небольшом объеме — бесплатной.

В былой России избы, дворцы и поразительной красоты церкви — все строилось из дерева. Граф Шереметев возвел в начале восемнадцатого века великолепный деревянный дворец в окрестностях Москвы, в Останкино. В его проектировании и строительстве участвовали только крепостные: архитекторы, художники, резчики и столяры-краснодеревщики. Все в этом дворце было из дерева — дуба, липы, березы и ореха. Колонны вырезали из цельных стволов и покрывали штукатуркой, чтобы они выглядели, как мраморные. Резная позолоченная отделка обрамляла окна, дверные проемы и парадные входы; большими резными панелями были обшиты стены. При укладке великолепного паркета использовали самые разные породы дерева. Люстры, огромные вазы, сфинксы также были сделаны из дерева и покрыты позолотой и бронзовой краской. Мебель, рамы и канделябры украшали искусно вырезанные цветочные гирлянды, розы, васильки, ромашки, колосья пшеницы, человеческие фигурки, змеи, львы и горные козлы. Все это также было из дерева.

Особенно красивы русские деревянные церкви, в своих силуэтах сохранившие черты древнего храмового зодчества. Небольшие, изящные, с устремленными в небо восьмигранными шатрами — эти церкви словно впитали в себя поэзию окружающей природы, деревьев, цветов. Они дожили вплоть до революции 1917 года, однако сегодня большинство из них исчезло и трудно найти церковь, поставленную ранее восемнадцатого века.

И все-таки время чудом сохранило для нас подлинный шедевр деревянного зодчества и плотницкого мастерства — церковь Преображения Господня, одну из двух церквей, стоящих на крохотном островке Кижи, среди 1625 островов Онежского озера.

Согласно легенде, сам Петр спланировал этот храм в одном из путешествий по Северу. Церковь была освящена в 1714 году в память Петровской победы под Полтавой. По другой версии, Преображенскую церковь поставил крестьянин по имени Нестор; рассказывают, что, окончив работу, Нестор забросил топор в озеро, дабы не послужил он иной, не столь высокой цели. Но кто бы ни построил церковь — она чудесна. Двадцать два малых купола пятью ярусами поднимаются к главному, достигая высоты 40 метров. Церковь срубили «на глазок», не применяя никаких инструментов, уже известных в ту пору в строительном ремесле. В ней нет ни одного гвоздя, ни одной железной скобы: искусные мастера соединяли бревна «в лапу». Работали исключительно топором — стамеска, долото, бурав использовались только при резьбе декоративных украшений. Деревянный иконостас и паникадило покрыты кружевной резьбой и позолочены. Подобно одинокой рождественской ели среди снегов, возносится этот храм над поверхностью озера, далекий и нереальный как сон.

Русские мастера столь виртуозно владели простым топором на коротком топорище, что вплоть до двадцатого века он оставался их излюбленным плотницким инструментом. Лев Толстой писал, что ему приходилось встречать плотников, легко вырезавших топором ложки. Барон Гакстгаузен в своих воспоминаниях писал об одном из русских плотников: «Он не знает никакого другого инструмента, кроме топора и стамески. С ними плотник странствует по всей России, везде находя работу. Если внимательно присмотреться к тончайшей резьбе, украшающей крестьянскую избу, то покажется, что такое чудо невозможно создать столь тяжелым и грубым инструментом. На севере с его бескрайними лесами крестьянин, которому нужна доска, рубит целое дерево и обтесывает его топором, чтобы получить доску нужной толщины.»

Русские деревни обычно представляют собой два длинных ряда деревянных изб, выстроившихся по обеим сторонам дороги, обсаженной березами. Форма простого деревянного дома, или избы, оставалась неизменной в течение нескольких веков, практически такой, как описал ее английский мореплаватель Ричард Ченслер в шестнадцатом веке: «Деревенские дома повсюду строят из еловых бревен. Конец бревна из нижнего венца входит в углубление в лежащем над ним бревне, благодаря чему конструкция получается прочной и может противостоять любому ветру. Места соединения бревен по всей длине прокладываются мхом. Форма сруба всегда четырехугольная с узкими прямоугольными проемами окон; чтобы окна пропускали свет, их затягивают тонкой кожей, похожей на пергамент».

С величайшей фантазией украшали русские свои нехитрые жилища. Пользуясь лишь топором и пилой, они «одевали» избы в, деревянное кружево» — удивительные орнаменты из крестов и цветов. Древние традиции, приемы строительства и резьбы бережно сохранялись и передавались из поколения в поколение. Многие из этих приемов были впервые освоены еще в те далекие времена, когда строились знаменитые волжские ладьи. Некоторое представление о том, как выглядели эти живописные ладьи, ныне уже исчезнувшие, дает описание английской путешественницы, оказавшейся в России в 1850-х годах: «Мимо нас медленно скользили местные лодки, на первый взгляд казавшиеся весьма странными сооружениями; ярко расписанные красными, черными и желтыми узорами по грубому дереву, некоторые из них по форме напоминали змею, другие — рыбу, грифона или какие-то иные сказочные существа. Они были украшены алыми лентами, развевавшимися на легком ветерке. Тяжелые, с единственной мачтой — эти суда напомнили мне саксонские лодки тысячелетней давности».