Земля Жар-птицы. Краса былой России

Масси Сюзанна

Будучи одним из последних представителей племени великих писателей 1860-х годов, Толстой, несмотря на свой преклонный возраст, продолжал интересоваться работами молодых авторов. Он так любил короткие рассказы Чехова, что часто читал их вслух и заявлял, что Чехов — это Пушкин в прозе. В 1895 году Антон Чехов приехал погостить в Ясную Поляну, и оба писателя крепко подружились. Но хотя Толстой любил рассказы Чехова, он считал, что его драмы просто ужасны — «хуже, чем Шекспира». Посмотрев спектакли Московского Художественного театра, Толстой был обескуражен пьесой «Чайка», и просто возненавидел «Дядю Ваню». Он писал: «Нет настоящего действия, движенья, к чему ведутся все эти бесконечные разговоры неврастеников-интеллигентов. Непонятно, что Чехов вообще хотел выразить». Однажды Толстой по-отечески обнял Чехова и произнес: «Послушайте, мой друг, сделайте мне одолжение. Не пишите больше пьес». Взаимоотношения писателей были настолько теплыми, что Чехов не обиделся.

В 1900 году к Толстому

приехал Максим Горький. На нем была обычная черная русская косоворотка, штаны заправлены в сапоги. Длинные каштановые волосы спадали Горькому на глаза, и он вынужден был их непрестанно отбрасывать со лба. Толстой — в грубой крестьянской одежде, с огромной развевавшейся бородой, составлял с Горьким странную пару. И все же, как это ни удивительно, певец революции и почтенный писатель-аристократ хорошо ладили между собой. Толстой говорил Горькому: «Вы — настоящий мужик. Вам будет трудно среди писателей, но Вы ничего не бойтесь, говорите всегда так, как чувствуете, выйдет грубо — ничего! Умные люди поймут». После первой встречи Горький написал Толстому письмо с благодарностью за прием: «Не ожидал, признаться, что именно Вы так хорошо отнесетесь ко мне». На это Толстой шутливо ответил: «Бывают люди лучше своих книг, а некоторые — хуже… Мне понравилось Ваше писанье, и все же я нашел, что Вы лучше своих книг».

Во время последующих встреч писатели подолгу гуляли вместе. Горький вспоминал: «Он ходит скорой, спешной походкой умелого испытателя земли и острыми глазами, от которых не скроется ни один камень, ни единая мысль, смотрит, измеряет, щупает, сравнивает». Горький не мог убедить Толстого в справедливости марксистских идей, которые Толстой ненавидел, а Толстой не смог увлечь Горького проблемами христианства. И все же общение с великим человеком производило на Горького такое сильное впечатление, что он с благоговением писал: «…я, не верующий в бога, смотрю на него почему-то очень осторожно, немножко боязливо, смотрю и думаю: Этот человек — богоподобен!»

В своем дневнике Толстой заметил: «Горькому есть что сказать, он преувеличивает неправдоподобно, но он любит, и мы узнаем наших братьев там, где мы их не видели ранее». Однако Толстого разочаровала пьеса «На дне». Он считал ее недостаточно искренней. Толстой сделал в дневнике краткую запись: «Горький производит впечатление лживости».

Поток посетителей Ясной Поляны никогда не прекращался. Из Соединенных Штатов Америки приезжали Джордж Кеннан, занимавшийся вопросами организации системы уголовного наказания в Сибири, Уильям Дженнингс Брайан и Джейн Адамс. В 1908 году Томас Эдисон послал Толстому в подарок диктофон, но писатель так разволновался, пытаясь говорить в него, что стал запинаться и забыл, что именно он хотел сказать. «Остановите, остановите машину, — закричал он. — Ужасно волнительно». Затем писатель добавил со вздохом: «Вероятно, эта машина хороша для уравновешенных американцев, но она не для нас, русских». К Толстому приезжал и Федор Шаляпин. Хотя он, как и Горький, был из очень простой семьи, в Шаляпине не было ничего мрачного и тяжелого, напротив, он казался бодрым и жизнерадостным. Слушая пение Шаляпина, Толстой тихонько бормотал: «Чудесно, восхитительно!» Когда Толстому шел восьмидесятый год, на Рождество в Ясную Поляну приехала пианистка Ванда Ландовска, чтобы сыграть ему произведения Моцарта и Гайдна.

В последние годы жизни писателя, из-за его всепоглощающего интереса к религиозным теориям, отношения Толстого с женой становились все более натянутыми. В один из вечеров, рассказав только одной из своих дочерей, куда именно он собирается, и оставив записку для Софьи, в которой утверждалось, что его уход был делом решенным, Толстой покинул дом в одежде странника. Он задумал присоединиться к последователям своего учения на Кавказе. Когда Софья обнаружила письмо, она попыталась покончить с собой, бросившись в пруд, но дочь спасла ее. В пути Толстой простудился, заболел воспалением легких и умер на железнодорожном полустанке 7 ноября 1910 года — в эти дни весь мир, затаив дыхание, ждал известий о его состоянии. Последними словами писателя были: «Истина… Я люблю человека… Как они…».

За долгую жизнь Толстого в России сменились четыре императора. Его время стало периодом величайшего расцвета творческих сил в этой стране.

Где все началось, там все и завершилось. Тело Льва Толстого привезли в Ясную Поляну, и он спит там вечным сном в тени вековых деревьев, которые так любил при жизни.

20. «ПЕРЕДВИЖНИКИ» И «МОГУЧАЯ КУЧКА»

За свою долгую жизнь Лев Толстой оказался свидетелем огромных изменений в мирной жизни не только провинции, которую страстно любил, но и всего общества. Освободив крепостных крестьян, Александр II осуществил коренную ломку российского уклада. Не ограничившись этим, он провел множество важных реформ. Судебная система была полностью пересмотрена, учрежден суд присяжных. В губерниях и в больших городах было введено местное самоуправление с выборными органами, определявшими земские повинности.

Особенно далеко идущие последствия имели реформы Александра II, касавшиеся образования

и печати. Уже во время правления Николая I в России появилась новая общественная группа, которую называли «интеллигенцией». Новый термин определял слой образованных, социально активных людей, не обязательно принадлежавших к дворянству; это могли быть также сыновья священнослужителей, представители среднего класса и образованные крестьяне. Даже в годы правления «железного» Николая I число обучавшихся в университетах стало расти, и, несмотря на цензурные преграды, в 1845–1848 годах в Россию было ввезено два миллиона экземпляров иностранных книг и журналов. В 1857 году, вскоре после вступления на престол, Александр II сделал университетское образование общедоступным. Тысячи людей сразу же ухватились за новую возможность, и университеты переполнились. Плата за обучение была невысокой, к тому же более богатые студенты часто учреждали комитеты содействия, чтобы помочь нуждавшимся товарищам. Высшее образование превратилось в национальное увлечение. В демократической атмосфере новых российских университетов горячо обсуждались разнообразные идеи, в том числе и популярных тогда в Европе социалистов и радикалов. Лекционные залы заполнялись до отказа, студенты даже стояли в дверях. Распространенными в молодежной среде занятиями стали вечерние четырехчасовые лекции, за которыми следовали жаркие дебаты в течение последующих двух часов.

Русские студенты обучались в университетах Бонна, Вены, Берлина, Парижа, Цюриха и Лондона. Сюда, в свою очередь, приезжали иностранные профессора, многие из Германии. В вопросе женского образования Россия оказалась впереди Европы. Девушкам разрешалось поступать в университеты; даже тридцатипятилетние женщины учились, овладевая различными профессиями. И если в 1868 году впервые две отважные россиянки отправились изучать медицину в Цюрих, то к 1873 году уже 77 студенток получили там дипломы о медицинском образовании. В 1868 году в Медицинскую школу при Петербургском университете приняли одну девушку, пожелавшую стать акушеркой. Спустя четыре года у нее было около 500 последовательниц. К 1913 году женщины занимали множество ответственных постов, встречались женщины-профессора в мужских учебных заведениях. Россия оказалась первой страной, открывшей для женщин технические школы, и первая в мире женщина-инженер была россиянкой.

В годы правления Александра II быстро растущее студенчество стало важной политической и культурной силой, интеллигенция обрела общественный голос. Император ослабил ограничения на свободу печати, существовавшие в годы царствования своего отца, и в его время целая группа радикальных писателей и философов получила возможность открыто высказывать свои взгляды. Наибольшую известность приобрел Александр Герцен, чья жизнь прошла в годы правления Николая I и Александра II. Герцен, незаконнорожденный сын богатого дворянина, унаследовал значительное состояние и провел большую часть жизни в Европе. После того, как в 1848 году он был выслан из Франции за открытую поддержку революции, Герцен жил некоторое время в Риме, Англии и Швейцарии. Он был человеком, страстно преданным идее свободы личности. Он посвятил себя борьбе против всех форм угнетения: гражданской и политической, общественной и личностной. Одаренный писатель, он создал одно из замечательных произведений руской прозы — эссе и автобиографию «Былое и думы». Герцен был также талантливым журналистом и в 1857 году начал издавать в Лондоне еженедельную газету «Колокол». В статьях, написанных с блеском, остроумием и страстностью, он касался любых актуальных тем, показывая, высмеивая и обличая злоупотребления власти. Хотя «Колокол» был официально запрещен, огромное число его экземпляров все же проникало в Россию. По сути, в 1857–1861 годах газета Герцена была основной политической силой на его родине, и помещенные на ее страницах статьи часто приводили к незамедлительным действиям. Экземпляры «Колокола» оказывались на рабочих столах министров и даже Императора Александра II, который регулярно и внимательно читал статьи и старался, как мог, бороться с описанными в них злоупотреблениями.

При Александре II стали появляться новые газеты и журналы, и этот процесс продолжался, не ослабевая, до революции 1917 года. В дни его царствования впервые появились еженедельники и выходившие дважды в месяц литературно-критические журналы, специализированные периодические издания для врачей, инженеров и юристов. Выпускались также журналы мод и детские журналы.

В периодике времени правления Александра II резко критиковалось правительство. Поддержка официальной точки зрения стала считаться предосудительной. Разброс мнений был очень широк: крайние консерваторы думали, что все должно вернуться к прошлому, крайние радикалы предлагали все разрушить до основания, а либералы брюзжали по любому поводу, но не знали, что следует делать. В 1860-х годах в мыслящей части российского общества широко распространилось мнение, что наука может дать ответ на все мировые вопросы. Считалось, что жизнь следует строить на основе научного знания и «здравого смысла», а это означало отказ от старомодных понятий, таких как брак, законы и Бог. Сыновья спорили со своими отцами, доказывая, что ценности старшего поколения устарели и должны быть выброшены на свалку истории.