Земляничный год
Шрифт:
Возможно, Анджей уже не раз за эти пару недель встречался с Каролиной – просто она, Эва, еще не знает об этом. Но рано или поздно обязательно узнает: Анджей никогда не скрывал своих любовных увлечений.
Но почему-то впервые Эву глубоко ранила сама мысль о возможных отношениях между Каролиной и Анджеем. Она каким-то шестым чувством ощущала угрозу.
– Значит, добавить жизни красок, говоришь… – она последний раз взглянула в зеркало. – Ладно!
– Вот этот! Земляничный! – шепнула Эва в восхищении, глядя на плащик, надетый на манекен
Плащик был необыкновенного цвета: не красный, не бордовый, не алый… именно что земляничного цвета – будто спелую землянику разломили надвое. Очень вкусный цвет…
– А к нему – вон тот желтый, как цыпленок, шарфик! – Эва мечтательно перевела взгляд на другое окно витрины. – И вот тот чудный свитерок цвета морской волны… И белые сапожки…
Не раздумывая долго и не глядя на цену – только у кассы чуть было сердце не остановилось и микроинфаркт не случился! – она купила и плащик, и шарфик, и свитерок, и даже сапожки, не говоря уже о блузочке-матроске.
Жалко только, что Эва все-таки не подумала хотя бы пару секунд.
Если бы она посмотрела внимательнее, она бы обязательно заметила, что манекенов одевал профессиональный дизайнер, но каждый из манекенов был одет по-разному, в разных стилях. Земляничный плащик идеально сочетался с кофточкой цвета лососины, желтый шарфик составлял шикарный ансамбль с пуловером песочного цвета, кашемировый свитерок смотрелся отлично в сочетании с обтягивающими черными брючками, а белые сапожки весьма подходили к замшевой юбке.
Но все вместе…
Эва вывалила содержимое пакетов, принесенных из магазина, дома на кровать. И после примерки вынуждена была признать, что ни одна из купленных ею с таким воодушевлением вещей не годится для завтрашней поездки. Земляничный плащик враждовал с пиджачком. Кашемировый свитерок отказывался сочетаться с белыми сапожками. И в придачу ничего из купленного, кроме разве что желтого шарфика, никак не подходило к ее обычной одежде.
Значит, снова надо было надевать серый. Снова. Как всегда. На глазах у любимого мужчины – всегда серая.
– Ну нет. Не дождетесь…
В отчаянии она совершила набег на супермаркет, трудилась до поздней ночи и…
– О господи, что у тебя такое на голове?! – этими словами встретил ее Анджей в шесть утра на следующий день.
– Дикая слива! – ответила Эва с удовлетворением.
– Зачем?!
– Боже, да чтобы ты спросил: «Что это у тебя на голове?!»
– Так, отвечай немедленно: зачем и почему у тебя на голове эта дикая – если не сказать «бешеная!» – слива?!
Если честно – она ожидала более восторженной реакции…
– Чтобы добавить красок в жизнь.
– Это замечательно, добавляй – но почему слива, да еще дикая?! – Анджей все никак не мог оправиться от потрясения от того, что увидел на голове своей подруги.
Потому что Эва не только перекрасила волосы в радикальный фиолетовый цвет – чуть ли не марганцовки. Она их еще и постригла.
– Кто это сделал с тобой?! – вопрошал он в негодовании, не обращая внимания на все более мрачнеющее лицо Эвы. – Ты же как будто облезла! Вот тут! И вот тут! Пеньки
– Это модная асимметрия, – процедила Эва, сконфуженная и очень злая.
Не такой реакции она ожидала, ох не такой.
– Да того парикмахера, который такое с тобой сотворил, нужно скальпа лишить! Это же не асимметрия, это…
«Маникюрные ножницы», – мысленно закончила его фразу Эва.
Вчера или, точнее, уже сегодня, потому что был третий час ночи, она закончила покраску волос этой дикой сливой и, впечатлившись полученным эффектом – надо сказать, в полной мере она его оценить все же не могла, потому что глаза были полны слез и картинка получалась несколько смазанной, так вот – она решила, что гулять так гулять, и захотела своим волосам, которые до этого висели невыразительными прямыми патлами, придать больше жизни… легкости… той самой модной асимметрии… И, не раздумывая долго – она в последнее время вообще предпочитала поменьше думать, – схватила первые попавшиеся ножницы и… вот.
Результат она уже не видела, потому что глаза у нее слипались. А утром ей некогда было взглянуть на себя в зеркало. Она мельком увидела только какой-то жалобный вихор над правым ухом и… ну да, может, вихор покороче – над левым. Но ведь мужчины обычно не такие наблюдательные, чтобы заметить разницу!
Но Анджей был из таких. Из наблюдательных.
– Сделай с этим что-нибудь! – потребовал он. – Я с тобой в таком виде не поеду.
– Ну и ладно! – доведенная до крайности, крикнула Эва. Она тут для него… а он… «я с тобой в таком виде не поеду!» – Сам поезжай! Один! Хотя нет – не один, а с красавицей Каролиной! Ей-то не надо волосы дикой сливой красить, чтобы… – Она умолкла на полуслове, глотая слезы, и резко повернулась, готовая уже бежать домой, чтобы всласть наплакаться там в одиночестве.
Анджей придержал ее за руку.
– Стоп, стоп, не так быстро! – он развернул ее к себе лицом. – Да ты не завидуешь ли?!
– Вот еще! Нет, совсем нет!
У него было такое странное выражение лица, что Эва уставилась на него внимательно, а слезы сразу высохли у нее на глазах.
– Твоя Каролина, – начала она снова, чуть менее уверенно, – со своими прекрасными вьющимися волосами, конечно, может не волноваться о дикой сливе…
– Значит, ты завидуешь волосам Каролины? – спросил он спокойно, а когда она кивнула, тихо сказал: – Но это не ее волосы. Это парик. У Каролины лейкемия.
Эва потеряла дар речи.
И так, потеряв дар речи, и ехала в машине Анджея, не в силах слова вымолвить, к дому Каролины.
– Только не сболтни какую-нибудь глупость, – предупредил он, когда они парковались во дворе многоэтажного дома. – И не вздумай ее жалеть – она этого не выносит.
Эва только кивнула растерянно, а когда Анджей исчез за дверью подъезда, изо всех сил попыталась придать своему лицу нормальное, обычное выражение, но мышцы отказывались слушаться ее.
К счастью, Анджей дал ей пару минут на то, чтобы все-таки прийти в себя, и, когда оба, Каролина и Анджей, вышли из подъезда, Эва уже смогла почти нормальным голосом произнести, хотя в горле у нее совсем пересохло: