Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Сынок, сынок… сосунок… спи, спи, спи…
Когда рассыпаются звезды — в реках песок прибывает…
Когда палых звезд множество — пустыни тогда насыпаются…
И потому верблюды звездопады любят…
А я напекла тебе в дорогу любимых твоих пирожков со свежим зеленым луком… луком…
Ааааа!..
…А вот Гуля, Гуля шепчет мне из вод ниспадающих, шествующих с ночных небес, с ночных звезд: (есть! Есть жизнь на звездах и Плеядах! и оттуда ниспадает, струится живая,
— Алик! Алик! Аминадав! Я все эти пятнадцать лет воспоминала тебя… И ждала…
Я не рыба-форель… Я не женщина-лосось…
Но я пришла к тебе… Я такая же нагая в Водопаде, как ты… Я прилепилась к тебе навек…
Но я вся алая от стыда… И Водопад алый… алый… алый…
Я стою под Водопадом… и радуюсь…
И вдруг — о, радость!.. о, счастье!..
Анна, Анна лепечет, шепчет в воде — значит, они приняли, полюбили тебя?.. пустили в Мой Водопад…
И вдруг шепот, плеск, льняной голосок Анны вплетается в струи Водопада:
— Царь Дарий!.. Я согласна! Пойдемте!.. Затеряемся!.. заблудимся насмерть в золотых листопадах!..
Теперь я навсегда поселюсь в стране ваших воспоминаний!.. В вашем Водопаде!..
У меня ведь и тут нет никого, кроме вас! кроме вас! кроме вас! кроме вас!..
О Боже!..
…Я радостный, чистый, раздольный стою, раскидав руки и ноги в лепечущем, шепчущем Водопаде…
Почему-то вдруг мне кажется, что это я омываюсь перед смертью… Смываю грехи?..
Но нет таких водопадов, чтобы смыть, унести грехи смертоубийства моего…
Да и откуда смерть идет, крадется ко мне?..
Я выхожу из Водопада… Я не одеваюсь…
Теплый, пахучий, целомудренный, овечий, горный, целительный ветр, который излечивает даже туберкулез, обвивает, обнимает, высушивает меня…
Откуда тут смерть, когда даже туберкулез изгоняет этот древний речной ветер?..
И тут я вспоминаю про бедную мою уснувшую иль усопшую Эфу…
Может быть, тут и таится смерть моя?.. Что-то хочется мне со смертью поиграть, погулять?..
Я что-то чую, что смерть близка…
Я вынимаю из сумки Эфу… Но она, как плеть, мертва… недвижна… пряма…
Смерть всегда пряма, как водопад, это жизнь извилиста, как лунная, горная, козья тропа… да…
…Тогда я опускаю Эфу в воду Водопада… Долго держу ее, неподвижную, безвольную в руках, в воде хрустальной, нежной…
Долго держу… На прощанье глажу ее опавшие рожки…
О Боже!..
Какое счастье!.. Она медленно вздрагивает, струится, и оживает, плывет, льется в родной воде… Рожки оживают, восстают…
О, Боже! Этими бархатистыми
О, Боже!..
Уходит она по реке своей, по родной колыбели и могиле…
Уходит навек Коралловая Эфа из жизни моей? Навек?..
Вот и вся ее Тысячелетняя Тайна?..
Да?..
Я голый, потому что ветер ночной теплый, и я люблю голым ходить в ночных горах, растворяясь, теряясь в ночи, — тут нет человеков, и я бреду, как Адам, наг…
Я тихо, торжественно, вольно, необъятно бреду по знакомой тропе своей к горе Кондара, где стоит Черешня Пирамида моя, моя, моя…
Последние минуты стоит, живет Она!
О Боже!..
За плечами у меня в футляре японская бесшумная суперэлектропила с высеченным на ней кровожадным самураем…
И вдруг на тропе является, летит, низко плывет прямо на меня сова… та самая сова, которую пожалел я, когда она клевала, терзала алчно погибельную черешню…
Сова, сова, мне жаль тебя… но как спасти тебя?..
Как вынуть из тебя погибельного червя?..
Айя!..
О Боже!..
Уже поздно…
Сова неожиданно валится растрепанно, распято, безвольно, тяжко, падает на меня, и меркнут янтарные всеночные, всевидящие очи, очи ее…
В очах ночных умирает ночной, живой святой костер, пожар…
Умирают в ночи два святых пожара, два божьих костра!.. Да!..
У нее из клюва вьется белесый, ползучий альбинос…
Это она… Коралловая Эфа…
А я думал, что простился с ней навсегда…
И вот она с небес падает на меня…
О Боже!.. Иль это знак?..
И вот сова искала спасенья у меня, а я не помог ей…
Гегель говорил: “Сова Минервы вылетает только в сумерках…”
Мудрость приходит к человеку в конце жизни… А моя мудрость погибла, как сова, а вера еще не пришла?..
О Боже!.. Иль Ты оставил, забыл в этой ночи меня, меня, мя?..
И вот!..
Я вышел на голую вершину Кондара… Я сам наг, как гора Кондара…
Луна, пиала вселенская, слепящая, бухарская пиала вышла из-за гор и залила, облила жемчужным, океанским светом горы, и нагую вершину Кондара, и исполинское Дерево недвижное мое, исполненное мириадов темномалиновых ягод-плодов…
О!..
Ветер тепл… ветер родной…
Я стою под Деревом наг, и дышу всем телом нагим, и вся ночь, вся вселенная вливается в меня запахами всех камней, и дерев, и вод, и звезд…
Я открываю сверкающий футляр и вынимаю чудодейственную сверкающую бесшумную пилу…