Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
И я успеваю…
А яд еще не успевает… Хотя много его во мне…
…Батюшка Николай Чудотворец, я исполнил ваш наказ… Древо мертво!.. О!..
…О, Боже!..
И я еще не дошел ни до Церкви, ни до Синагоги — и уже умираю — слепой, не готовый ни к аду, ни к раю…
А тот, кто не готов, идет в ад?..
… О Боже… Устал я быть человеком… хочу быть рыбой, камнем, водой, водой…
…О Боже! Как вольно! как широко! как радостно!
Я бросаюсь раздольно в родной Водопад сразу! Я нагой, уже готовый, и не надо мне одежды срывать, снимать…
Вода теплая! щедрая! летящая! обволакивающая! завораживающая! усыпляющая!..
И от нее раны перестают мучительно гореть, а остывают, обмирают, отпускают…
Я лечу, раскинув вольные руки и ноги в родном Водопаде…
Кто не мечтает о таком последнем алмазном гробе? жемчужном саване? хрустальном Водопаде?..
… Хочу быть рыбой, камнем, водой…
…Матушка моя! Я лечу к тебе…
…Гуля Сарданапал! Я лечу к тебе…
…Анна! Я лечу к тебе…
Ангел Серебряные Власы… ты же вечна… как Святая Русь…алчешь Рая…
Там!.. мы!.. никогда!.. не расстанемся…
Глава тридцатая
АНГЕЛ ЗЛАТЫЕ ВЛАСЫ
…Поэт — это парус, а парус алчет только ветра…
…Все страны мира граничат друг с другом.
И только Россия граничит с Богом…
…Опять пришел на русскую землю май — травень…
Май — под кустиком рай…
Зеленая травка — молока прибавка…
У коровки молоко на язычке…
Уже прилетели последние перелетные птицы…
Вот они!.. Словно горсть драгоценных камней высыпалась на ладони веселые: иволги, малиновки, сорокопуты-жуланы, чечевицы, камышовки, зяблики, соловушки, коростели, славки, пеночки…
И все Русь хвалят! поют! воспевают…
Вот иволга — она покрыла около шести тысяч километров, возвращаясь на Русь — Родину птичью из Южной Африки!..
И только на Руси, в блаженном, несметном, золотом, медовом разнотравье, иволга рождает птенцов! и только на Руси поет она… как и великий певун, певчий пернатого необъятного стада — соловей — только на Руси поет и рождает…
А мы, человеки русские, что по землям чужим мечемся? что за тысячи километров уезжаем, убегаем от великого, родоначального разнотравья своего?..
От святой райской земли рожденья своего куда, как сироты обделенные, бредем?..
И что же иволга и соловей мудрее нас?.. когда из дальних стран летят на Русь?..
Какой зуд-огнь опаляет нас?.. Какая историческая муха нас кусает и гонит?..
Особенно — царей и вождей наших?..
Да…
…И
Вот они: сирени, черемухи, лисохвост, тимофеевка, дятлины-клеверы, фригийские васильки, лиловые короставники, пижмы, нивяники-ромашники, золотые пылящие донники, таволги, незабудки…
И во всяком букете — пуд меду!..
О Боже!.. До чего ж хорошо! До чего ж полновольно! блаженно!..
Ооо!..
…И на валдайских святых холмах, холмах гуляет ветреный великий май, май, май!..
…Поэт Z стоит на вершине валдайского, кочующего, прозрачного холма и ждет ветра-весновея-волновея, который идет на Русь от русских, южных, родильных, хлебных, кормильных теплынь — полей, полей, полей, степей… Ей! Ей!..
Поэт все в той же огромной, с павлиньими вышивками, льняной рубахе-косоворотке блаженного Иоанна Кронштадтского и в тех же широких, вольных, казачьих шароварах-парусах…
Ветер приходит — легко подхватывает поэта в его летательной рубахе и парусах-шароварах…
Поэт раскидывает руки, как Распятый, и летит — все выше и выше…
Летит он радостно, привольно над смоляными борами, над заливными лугами, над смиренными реками, над обливными, цветущими, пенными садами…
Над болотами, где лежат, уповают незабытые советские солдатики, в клюквах сладких восходящие…
Над седыми Спасителями, Хранителями Руси монастырями, златокупольными храмами и потаенными, как белый гриб в позднюю осень, душецелительными, душеврачующими пустынями, скитами… где Часы Русской Истории никогда не умирают…
(Вот, поэт, где тебе бы навек опуститься, да остаться, да навек спасти душу-рану кочевую! но сладчайший земной ветер несет тебя куда? куда? куда?..)
О Боже! О Господь мой!.. Иль вот так Ты творишь Ангелов из грешных человеков?..
А Поэт летит над убиенными, умерщвленными нашими кормилицами — деревеньками — сосками материнскими, питательными, где одинокие старухи в окне у гераней ждут Богородицу, и Она, Заботница, Незапоздалица, приходит и в Царствие Небесное их провожает, сопровождает…
Да! да! да! По Руси нынче бродит витает Заботница! Незапоздалица!..
Поэт летит в ветре, в валдайских, струящихся холмах майских…
И вдруг видит, что по холмам одиноко бредет девочка-подросток… Юница мая… Отроковица-цветок разнотравья… Венерин Башмачок! Луговой мятлик!..
Она со школьным рюкзачком за плечами — и рюкзачок иностранный поношенный, и одежонка на ней чужая, поношенная, заемная, европейская…
Но она наша, крестьянская девочка, русская, льняная, золотая, пшеничная (скоро русский лен и пшеница останутся только на головках детей наших) полевая ромашка, и глазенки наши, и с великим любопытством — детским и женским, глазенки сметливые эти глядят в небеса восторженно на летящего поэта…