Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
И не знает, что шьёт и ткёт для Сына Своего.
И отец не знает, то творил Крест для Сына Своего.
…О, Отец Небесный мой!.. Ужель они не знают, не чуют, не ведают?..
Но!..
На вершине горы Сулем, где живут совы, стоит ветхая, древнезаветная, седая сосна-певг.
Дети любят лазать по деревьям.
И я часто влезаю по опасным ветвям на вершину сосны, и оттуда сиреневые, млечно-малахитовые, сердоликовые бальзамические плоскогорья Кармеля,
Так хочется мне умереть, улететь с сосны и стать горами этими…
Так хочется бродить здесь и после смерти.
И я буду…
Абу! Отец!..
Но я еще вижу какую-то гору, на ней три креста, и трёх распятых…
И я гляжу через мглу гор и лет, и двух распятых не узнаю, но чую, вижу, узнаю Третьего…
Отец, я не скажу вам, кто Третий…
…Тут ветвь пошла, обломилась под ногами мальчика, но он успел нежно схватиться за другие…
Потом Иосиф ночью подрубил сосну и сказал: «Сын, сосна рухнула от древности своей. Она была наклонной, опасной — и вот обреченно упала…»
…Отец мой, абу, но я знаю, кто Третий… Я и со своего пня вижу… Открылось…
Но не говорите безмолвной Матери Моей…
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Абу, Авва, отец, не говорите матери моей о смерти моей…
Но вот Она пришла на крышу ночную мою и льнёт ко мне в Звездопадах, как душистый, медовый сноп свежей пшеницы в блаженной долине Азохис…
— Иму, Матерь моя, ты пахнешь пшеницами медвяными…
Но Она безмолвная, как пшеницы скошеные, как дальные и ближние звездопады, но в зрачках Ея звёзды летят, пылают, но не сгорают… вечные звезды материнской любви. (Китайские мудрецы говорят, что падающие звезды — это зрачки усопших матерей… они вечные…)
— Иму, Матерь, мама, на свете нет любви сильней, чем любовь Матери и Сына.
Только любовь к Богу превышает её.
Но любовь матери и сына — первая и на земле, и в Царствии Небесном…
Иму, Матерь, матушко, а помните, как Волхвы привели Звезду Рождества, и с Ней смирну, золото и ладан.
Смирну принесли — как человек, золото — как царю, ладан — как Богу…
Золото — за племя Сима…
Смирну — за племя Хама…
Ладан — за племя Иафета…
А ещё они принесли персидский пурпурный мак-текун отцу моему Иосифу. Пурпурный, как одежды первосвященников иудейских…
Но мак слаще, чем их кровавые одежды, чей пурпур загустеет, увеличится от крови моей…
И отец посадил мак-текун тайно на крыше моей…
Пианый,
Но брал ли? но берет ли отец мой сок мака?сон мака? не знаю, не знаю…
Подрезает ли отец мой тайно мак-текун и вкушает для изгнанья печали?
Иль мак-текун сам сыплется, опадает — не знаю, не знаю…
Я за отцом моим не хожу, не подглядываю…
Иму! Матерь, матушко моя, мама, маа, а я вижу и доныне воспоминаю, как три дня мы бежали в Египет от царя Ирода и от приказа его избить, окровавить млечных младенцев.
И как на третий день сверкнула египетская спасительница — река Риноколура, и как в ночах все звёзды падучие бежали с нами.
И все скарабеи, и все василиски, и все аспиды, и все львы, и все лани, и все пальмы, и все кедры ливанские. и все колодцы пустыни с нами бежали, бежали, бежали и нас ласкали, лелеяли и упасали…
И мы поселились в Матарее. близ Нила. где некогда под именем Осарсифа Моисей был священником…
И тут я увидел Пирамиды Фараонов, и все бежали, а Они стояли.
Иму, Матерь безмолвная моя, а какие Слова родились перед этими Пирамидами? Предшествовали Им?
Какие Слова стояли пред этими Пирамидами?где Они?
Какие Слова эти Пирамиды поставили. родили?
Кто знает?..
Только Фараоны и Жрецы знали Слова эти, но унесли с собой в глухие саркофаги?
И эти Слова замурованы, погребены бесследно в Пирамидах?
Но и эти Пирамиды истают, сокрушатся в камни, а камни изойдут в пески.
А Где Те Слова?
А Слова Моисея не станут песком и камнем забвенья?
А вдруг я скажу Слова Пирамиды Вечной Жизни?..
Матерь!
А Бог был всегда. И до человека…
Но Бог был нем…
Но вот Он впервые заговорил с человеком. С Моисеем на Синае…
А скоро Бог заговорит и явится в живом Человеке… В Богочеловеке…
А если во Мне, Матерь?..
Мария хотела сказать Ему, что Он кощунствует, но вспомнила Ангела Господня, который явился к ней перед Его рожденьем, и вспомнила, что Она была единственной на земле женой, чья девья пелена нарушилась не от мужа, а от новорожденного Дитя, и с тревогой и восторгом приняла истину Его Слов.
И вот Мария молчит и только гладит Его ягнячьи кудри.
Кудри льются в Ея перстах, похожих на юные изумрудные камыши бродов Иордана…
Камыши гибкие, певучие, атласные, текучие…
Блаженно, сонно агнцу, дитяти в перстах матери…
Зыбко, звёздно, сонно, сонно, тепло…
Сонно…
Иму…Мама… маа, я засыпаю. но в глазах моих сонных стоят те Пирамиды Фараонов под теми звёздами и луною…
Тогда была разливчатая луна, как Нил в разливе…
Иму! Матушко, но Ваши груди, исполненные сладчайшего родильного, кормильного, творильного млека, молока, молозива плескались, как два Нила.