Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
И горит Христов Костер среди Руси!..
Ой Господь! Горит!..
И тысячу лет будет гореть.
И будут гореть языческие боги кумиры Руси и дубовые каменные дрова и Рогволд Святой Язычник в них!..
И только Книга Книга Книг не горит…
…Но гляди! — пройдет тысячелетье по Руси! — и Книга Книга Книга Книг задымится возьмется зачадит задымит!..
О Господи! Помоги! Пощади!
Пощади нас у костра Христова покорных слепых потомков неповинных пощади!..
И
И запахнет вновь жженым живым волосом Его по всей Руси.
И закричат во всю Русь сырые иудины ноябрьские певни петухи.
И пух ледовых петухов иуд по всей Руси полетит!..
И все всех руссов очи затемнит затмит!..
И пойдут по всей Руси как чумовая язва сыпь повальная иисусовы иудины костры…
И необъятный пух иудиных ноябрьских петухов несметный полетит…
…Русь… Путь от Гефсимании к Голгофе…
Путь березами опалыми осенними родимыми безвинными повит… серебряно облит…
И кто ступил на Русь — дорогой этою уйдет.
И кто ступил на Русь — уйдет дорогою молитв…
И все дороги на Руси — к Голгофе сладкие пути…
Но но но…
Но у того костра начального Анастасия матерь покорная бесслезная полянка косариха стоит.
И она тихо князю гробовому Владимиру певуче текуче летуче речет поет ласкает говорит:
— Князь. Батюшка. Тот оставшийся навек в костре Рогволд-Язычник — твой сын.
Иль не ты в поле дальном спелом скошенном меня полянку косариху покосил?
Ты набросал в льняной покосный девий потаенный сокровенный мой подол текучих девьих земляник лесных малин…
Князь. Муж мой первый. Ты у костра стоишь.
А в костре остался твой сын…
…И поклонно кладет у ног князя покосную рубаху дальную со следами тех малин тех земляник.
Тогда князь с улыбкою на гробовых кривых устах говорит:
— Первых-то щенят за забор мечут!.. — и смеется лает блеет по-лисьи остро, — хи-хи-хи…
Но узнает рубаху и содрогается и молчит…
И шепчет старыми дрожащими губами плачет:
— Сыне… сыне… сыне… сын…
Тогда Анастасия тихо отходит отступает тишайшая в поле сизых киевских ночных молитвенных равнин…
Тогда Анастасия-Русь отходит в ночь тоскующих равнин…
Тогда Анастасия-Русь отходит в нощь кочующих холмов…
…Но кто-то отходит от костра за ней, но кто-то отходит за ней и неслышно средь некошенных напоенных высоких трав трав средь ночных избыточных жиряков перепелов подходит к ней…
И медовыми медвяными медуницами веет пахнет от него от пастушьей овечьей кроткой одежды милоти его и Муж Путник в милоти трогает Анастасию за косу ее…
А коса была золотая солнечная девья а
Седая стала коса.
И была коса — рожь золотая, а стала коса — лен серебряный.
И она узнала Его.
И ночные холмы кочующие встали враз не колыхались не содвигались боле и узнали Его.
И ночные терпкие острые травы узнали Его и пошли тихими покорливыми постелями одеялами волнами шелками духмяными под босыми ступнями Его.
И Анастасия-Русь матерь узнала Его и как дитя как сосунок метнулась зашлась успокоилась блаженно припала к свежему крутому плечу его к пастушьей кроткой милоти его и шептала:
— Отче, зачем костер этот?..
И Он сказал:
— Жено это костер язычников. Не мой.
Мой был Крест. И будет он на Руси сей…
И Он только тронул задел Перстом косу ее.
И коса была серебряная льняная лунная а стала вновь золотая ржаная солнечная и от нее в ночном немом поле денный осиянный свет пошел изшел…
И Анастасия увидела что перст Его был в крови и сказала:
— Отче и на Твоих перстах земляника и малина лесная все текут. Не высохли.
И Он сказал:
— И не отпадут на Руси жалящие малиновые гвозди мои.
И новые прибудут прибавятся.
Но ты не стражди. Будут у тебя другие сыны.
И пойдут со мной.
И пошел на холм. И сокрылся в травах.
И Анастасия-Воскресенье-Русь матерь улыбалась.
И возвращенная ее коса ржаная золотистая сияла осиянная…
…Матерь… древляя моя… матерь… мама мати маа…
Аа…
…Сыне сынок… Тимофей… Поэт… С тобой я… Зде я…
…И мы стоим у алычового у азиатского куста?
И мы стоим у жасминового у русского куста?..
И текут дремливо спело ароматы сонные в уста…
Матерь!..
…Ты со мной?.. Ты пришла?..
…Да сыне Тимофей-Тимур… Поэт мой…
Но чу!.. Чу!.. Уран!.. Ты слышишь?..
Глава третья
…Ты слышишь ржание метанье блеянье белопенного молочнотелого раскосого разгонного коня?..
Ты слышишь вековое ржанье татарского гортанного монгольского военного Сэтэра-коня?..
И дрожит мается от крика этого русская извековая дрожь-душа.
И отсюда русская дрожь-душа побитая пошла?
И отсюда русская голь-раб-душа?
И отсюда русская воля душа плачет плачет плачет да рыдает навсегда да навека?..
Русь! И отсюда во вождях твоих дрожь смута война… Ай-да!..