Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Я один путник я тихо забывчиво зачарованно бреду средь златосыплющихся чинар…
Я иду через весь город к окраинной сокровенной кибитке мазанке своей я иду плыву через весь листопад…
Как много золотых палых листьев у родных кровных древних чинар…
А ночная пуля слепа…
А ты уже не любишь меня возлюбленная моя…
А вот и моя кибитка мазанка чудит плывет в дымных сумерках в хиссарских ночных облаках…
Как
А чем ближе нощь нощь нощь тем гуще гуще неистовый листопад листопад листопад…
А если я бы шел быстрей а если б не златоплещущий листопад она бы не встретила меня…
Если бы не золотой листопад мы бы разошлись разбрелись с ней как с тобой возлюбленная моя
У самой кибитки у самой кибитки она встретила она ждала что ли она нашла что ли меня…
…Тогда я ватно покойно согбенно покорно сел у арыка…
Арык весь забит золотыми листьями и течет бредет шепчет едва…
Едва слышна его змеиная неумолимая вода…
Ночная пуля слепа сладка не больна я совсем не чую ее но она тут в животе что ли и кровь едва струится чрез меня как в золотистом арыке вода едва едва едва…
Ай сладко дремно сонно заживо в золотистый арык уходить исходить истекать алу жизнь неслышно ронять…
Я гляжу на свои ноги…
Они уже не мои…
Они чужие…
Пуля что ли разбила расстроила нерв-хозяин который ими владел…
Ноги напоследок дрожат….
Так долго и далеко они носили по земле меня
А теперь им навек стоять лежать…
Мне их жаль Господь!.. но у самой кибитки у самого родного гнезда…
Ах если бы не твой листопад златолиственный златошепчу-щий златолепечущий словно любимая моя…
Там в кибитке рядом рядом матушка Людмила Кампир ждет уповает с чайником зеленого жгучего чая завернув укутав его в свою древнюю бухарскую колыбельную шаль…
Нынче чай навек остынет без меня…
Ночная пуля совсем не слепа если нашла одного в пустынном городе путника меня
…Куда ты идешь оставайся спать…
…Возлюбленная моя но ты же не любишь меня…
О Господь!..
Одну пулю я взял и она уже не полетит в другого вечернего путника..
Да…
…Но бродят пули по земле моей и их множество и они находят иных — не только меня…
Глава XVII
СМЕРТЬ ПОЭТА
Дервиш сказал:
— Поэт Тимур Акбар Давлат Абдураззак Азья Уаль всю
жизнь ходил со свежей ширазской розой в руках.
Никто
Когда пришли к нему шесть ночных палачей автоматчиков чтобы убить его он поднял розу высоко в руках и сказал:
— Стреляйте в меня но не попадите не разбейте не развейте розу…
Чтобы как я не осыпалась не расплескалась до срока своего…
Дервиш сказал:
— Так должны жить и умирать поэты…
Если они должны умирать…
…А поэт под розою подъятой перед смертию внезапной вдруг вспомнил Тунис полуденный…
И Карфаген осиротевших сов…
Глава XVIII
ТУНИС. ЭЛЬ-ДЖЕМ
…Одинокий поэт в развалинах Колизея зачарованно сладко слышит древние рукоплесканья…
Как будто ему рукоплещет давноусопшая толпа…
…А поэт под розою расстрелянной ширазской то ли дремал,
то ль умирал…
Глава XIX
ШИРАЗСКИЕ БЕЛЫЕ ЧАШЕОБРАЗНЫЕ НЕИСТОВЫЕ РОЗЫ
Дервиш развел возвел в своем бедном дворике-хавли ширазские белые розы что стоят до снежного декабря и снег декабря ложится и смешивается со снегом божественных лепестков…
И дервиш до декабря бродил средь роз и забывал средь них прошлые дни свои и возлюбленных прошлых дней своих а их
было больше чем ширазских роз и больше чем хладных снежных декабрьских лепестков…
И дервиш шептал средь младых чистотелых роз:
— Зачем я ушел из родного убогого кишлака Чептура своего
в дальние пыльные дороги и города?..
И больно горячо полюбил возлюбил многих людей…
И многие возлюбили меня и почти всех потерял навек насмерть но ни одного не забыл…
И зачем на одном дереве уродился урожай всего бесплодного сада и деревце рухнуло от непомерного урожая и подломилось как бедная малая кишлачная душа моя?..
Зачем в одно чахлое гнездо птицы горлицы снесла яйца несметная стая голубей-вяхирей веселых мимолетных?..
…Но потом по соседству с кибиткой дервиша поселился мясник Кассоб-Иргаш Хан…
И через утлый дувал стало днем и ночью пахнуть тянуть смертной голой скотьей бараньей кровью и лежалым нетронутым сеном и испуганной мочой предчувствующих смерть животных…
И эти три алчных запаха вместе с запахом чадного дымного шашлыка стали день и ночь обволакивать кибитку дервиша и ноздри его и белопенные атласные ширазские розы его…
И дервиш бродил как прежде средь роз и хотел услышать вдохнуть запах их родниковый жасминный но слышал удушливый дух излитой терпкой крови и сена и мочи и шашлыка…