Земные радости
Шрифт:
— Со мной моя племянница, — ответил художник. — У нас комнаты в старом крыле.
— Она всегда сопровождает вас? — поинтересовался Джон.
Придворные аристократы, возможно, ограничивали себя платоническими отношениями или изысканными свиданиями, но для молодой женщины королевский двор мог оказаться весьма суровым местом, когда наступал конец показушной химере романтики.
— Ее отец умер от чумы, а мать не может содержать ее, — сказал де Криц. — Да к тому же у нее прекрасный глаз, она справляется не хуже любого другого рисовальщика. Она часто работает для меня,
— Значит, за обедом я увижусь с вами обоими, — заключил Традескант. — Сейчас я должен проверить, как там вскапывают кухонный огород.
Весеннее солнышко ласково согревало его лицо, за окном щебетали птицы. Де Криц поднял руку в прощальном жесте и вернулся во дворец — готовить эскизы для королевы.
В середине дня в большом зале Джон занял место за обеденным столом рядом с де Крицем. Во главе стола сидели король и королева, окруженные придворными, фаворитами на тот момент. Перед ними находились сотни богатых изысканных блюд. Королева вытянула руки, ее фрейлина сняла по одному все бесценные кольца, сполоснула кончики пальцев теплой чистой водой и промокнула пальцы королевы салфеткой из тончайшей дамасской ткани.
Джон заметил, не выказывая, однако, неодобрения, что рядом с королевой — ее исповедник, а рядом с королем — французский посол. Исповедник королевы тихо прочитал на латыни благодарственную молитву, и, вне всякого сомнения, это была молитва римско-католическая. Не было ни малейшего признака того, что обед происходит при протестантском дворе в протестантской стране.
Также не было ни малейшего признака королевской семьи. Имелся, правда, семейный портрет — все пятеро детей, прелестных как ангелы благодаря тактичной кисти живописца. Но в реальности дети никогда не сидели за обеденным столом родителей. Королева гордилась силой своей материнской любви, но выражала ее лишь время от времени, в основном когда появлялась с детьми на людях.
Молодая женщина лет двадцати пяти, одетая просто, но элегантно, в платье приглушенных тонов, вошла в зал энергичной походкой, низко поклонилась главному столу и слегка присела в реверансе перед своим дядей.
— Вот и моя племянница, Эстер Покс, — представил Джон де Криц. — Джон Традескант, королевский садовник.
Вместо реверанса она с улыбкой посмотрела Традесканту прямо в лицо и протянула руку для короткого твердого рукопожатия.
— Рада познакомиться с вами, — промолвила она. — Я долго гуляла по парку, и мне кажется, что ничего прекрасней в жизни я не встречала.
Этими словами она нашла кратчайший путь к сердцу Джона. Он отодвинул для нее кресло, предложил ей кусочек хлеба с блюда и мясо из сервировочной тарелки, стоявшей перед ними. Он поведал Эстер о том, как начинались и развивались сады и парки Отлендса, о том, что разводит новые сорта тюльпанов, которые сейчас как раз собираются цвести, рассказал о глубокой перекопке огорода и об огромной грядке со спаржей.
— Я сделала несколько эскизов фруктовых деревьев в цвету, с маленькими нарциссами под ними, — сообщила Эстер. — Никогда не видела столь прелестного
— Был бы рад посмотреть ваши эскизы, — признался Джон.
— Трава напоминает гобелен или картину, — рассуждала девушка. — Настоящий цветущий луг. За цветами практически не заметно зелени.
— Именно так и планировалось, — пояснил Джон с возрастающим энтузиазмом. — Мне приятно, что вы это поняли. Самое главное — соблюсти гармонию. Косить нужно вовремя, чтобы не срезать цветы до того, как они дадут семена. Потом требуется прополка растений, которые разрастаются и душат на лугу все остальное. По задумке все должно выглядеть совершенно естественно, а как раз этого труднее всего добиться!
— Значит, теперь у меня есть рисунок сада, а сам сад основан на гобелене, вытканном по рисунку.
— И очень может быть, что в основе того рисунка был сад.
Эстер бросила на Джона быстрый понимающий взгляд темных глаз.
— Самый первый сад? Сад Эдема? Вы представляете его как цветущий луг? А я всегда думала о нем как о французском саде с красивыми дорожками.
Джон наслаждался ощущением интеллектуальной свободы — ему дали возможность обсуждать Библию, которую дома следовало принимать как абсолютную истину и читать с благоговением без всякой критики.
— И наверняка там был фруктовый сад, — заметил он. — По меньшей мере две яблони.
— Две?
— Для опыления. Иначе самому дьяволу не удалось бы получить с них фрукт для искушения бедолаги Адама!
— Я слышала, ученые теперь считают, что Адам съел не яблоко, а персик.
— В самом деле?
У Джона появилось тревожащее ощущение, что мир вокруг него покачнулся и вышел за пределы его легкомысленного скептицизма.
— Но в Библии говорится — яблоко.
— Наша Библия переведена с греческого, а тот вариант, в свою очередь, переведен с иврита. При переводах ошибки неизбежны.
— Мой сын сказал бы… — Традескант помолчал, он больше не был уверен в том, что сказал бы Джей. — Верующий сказал бы, что в Библии не может быть ошибок. Это слово явил Господь, значит, оно безупречно.
Эстер беззаботно кивнула.
— Верующий человек просто верит. А человек, задающий вопросы, будет задавать вопросы.
Джон посмотрел на нее с сомнением.
— А вы — женщина, которая задает вопросы?
Она улыбнулась ему, внезапная улыбка осветила ее лицо и вдруг превратила в хорошенькую молодую женщину.
— Голова дана мне для самостоятельных мыслей. А вот возвышенных принципов в ней нет.
Ее дядя был шокирован.
— Эстер! — Он повернулся к Джону. — На самом деле она себя недооценивает. Она юная женщина с твердыми нравами.
— Не сомневаюсь…
Эстер покачала головой.
— Я более чем приличная, и мой дядя имеет в виду именно это. Но я люблю поболтать об убеждениях и политическом устройстве.
— Складывается ощущение, что вы скептик.
— Я стараюсь думать независимо, но никогда не пренебрегаю условностями, — объяснила Эстер. — В мире всем нам приходится трудно, но особенно женщинам. Я пытаюсь никого не оскорблять и забочусь о собственной карьере.