Земные радости
Шрифт:
Традескант уселся на бочку на причале, вытянул усталые ноги и стал ждать отхода корабля. Он наблюдал, как убрали трап, как отдали швартовы. Подплыли небольшие буксиры и повели корабль на середину реки. Потом Джон услышал еле доносившуюся команду и увидел великолепную картину — паруса, распахнувшиеся на ветру.
Джон помахал сыну рукой, корабль поймал ветер, качнулся немного, встал на курс и заскользил вниз по течению, прокладывая путь среди оживленного движения кораблей, уходящих в дальнее плавание, яликов, пересекающих реку, гребных и рыбацких лодок.
Стоя
— До свидания, — тихо проговорил Джей. — Благослови вас Господь.
Ему казалось, что он оставляет позади не только отца и детей, не только память о жене и матери, но и собственное детство и долгие годы ученичества. Он отправлялся навстречу новой жизни.
ВЕСНА 1638 ГОДА
Пока Джея не было, Традескант не забывал о саде в Отлендсе. Осенью он посадил новую партию нарциссов и весной каждый день во внутреннем дворике короля следил за тем, как зеленые пики пробиваются сквозь землю. В большие фарфоровые чаши он посадил тюльпаны, специально для королевы, и делал все, чтобы они зацвели пораньше. Теперь они стоили лишь малую часть от своей прежней цены, но Джон был не из тех, кто мог выбросить хорошие луковицы на помойку только из-за того, что когда-то за них давали баснословные деньги, а теперь они продавались за пару шиллингов. Джон покупал тюльпаны из любви к цвету и форме и по-прежнему любил их. Он держал цветы в тепле и ставил в оранжерее у окна, где было больше света. Их величества собирались прибыть во дворец в конце февраля, и Джон надеялся, что к тому времени луковицы уже расцветут и ими можно будет украсить королевские апартаменты.
Ему повезло. Двор задержался в Ричмонде и появился в Отлендсе только в начале марта. Бутоны тюльпанов — зеленые и полосатые, что обещало прекрасную расцветку, — к тому времени уже налились.
Вместе с королем и королевой прибыл целый отряд новых художников и декораторов. Королева захотела заново окрасить и оформить свои покои.
— Какой цвет мне выбрать для стен? — обратилась она к Джону. — Вот господин де Криц, он нарисует мне херувимов, или ангелов, или святых. Все, что угодно.
Джон взглянул на тюльпаны на ее столе, которые постепенно набирали глубокий глянцевито-красный цвет.
— Алый, — ответил он.
Брызгая слюной от ярости, королева набросилась на него:
— Ты решил оскорбить меня?
Традескант сразу понял, что она страдает от распевавшихся на улицах Лондона непристойных песен о двух алых шлюхах — о Папе и королеве Англии, позорно запутавшейся в его сетях.
— Нет, — заикаясь, пробормотал Джон. — Нет. Я смотрел на
Она повернулась и заметила тюльпаны.
— О!
Ее очарование исчезло бесследно.
— Ну что ж. Кремовый, розовый и голубой, вознесение Девы Марии, — коротко бросила она художнику и покинула комнату.
Художник проницательно приподнял бровь, глядя на садовника.
— Мне следовало быть поосторожнее, — вздохнул Джон.
— В последние дни они с королем очень вспыльчивы, — доверительно сообщил художник. — Новости по стране с каждым днем все хуже. Служба при дворе не всегда легка и приятна.
Кивнув, Джон протянул руку.
— Рад видеть вас снова, господин де Криц.
— Давненько мы не встречались, — заметил тот. — В последний раз — много лет назад, когда я работал для милорда Сесила.
— Помню, — подтвердил Джон. — Вы писали его портрет, с которого потом сделали мозаику для камина в Хэтфилде.
Тут раздался рассерженный голос королевы, доносящийся из внутренних покоев.
— Пойду-ка я лучше к себе в сад, — заторопился Джон.
— Вы не проводите меня, прежде чем уйдете? А то я почти заблудился.
Джон кивнул и повел художника из комнаты.
— Здесь апартаменты ее величества. Комнаты его величества такие же, но расположены напротив. Внизу дворик короля. С другой стороны — королевы.
Художник выглянул из окна туда, где раскинулся сложный регулярный сад Джона — зеленый, белый и желтый. Внешний бордюр из аккуратных, коротко подстриженных молодых лавровых деревьев был ярко-зеленым. Внутри квадрата, как и заказывала королева, располагался узел любви из лавра, а в каждом углу — монограммы ГМ и К, сделанные из фиалок, переливающихся голубизной, и ярких бело-золотых нарциссов, только что распустившихся.
— Если бы они приехали на месяц позже, пришлось бы все менять и сажать анютины глазки, — сказал Джон.
— Это ваш дизайн? — спросил пораженный де Криц.
— Моего сына, — уточнил Джон. — Над схемой посадок мы работали вместе. С их величествами гораздо труднее, чем просто с хозяином, который большую часть времени обычно дома. Они прибывают сюда и ожидают, что все будет безукоризненно. Но ведь точно неизвестно, когда именно они появятся. Поэтому мы держим все растения или в горшках, или на грядках и высаживаем, только когда узнаем дату их приезда. Невозможно дождаться, пока цветы вырастут красивыми и сильными, сменяя друг друга естественным путем. Их величества желают видеть сад в идеальном состоянии.
— Вы сами художник, — отметил де Криц. — Какие линии, какие цвета! Даже лучше, чем в Хэтфилде.
— У меня нет обоняния, — объяснил Джон. — Мой сын любит цветы прежде всего за их аромат, ему нравится возиться с травами именно из-за запаха. Ну а я, поскольку запахов не чувствую, люблю яркие окраски и интересные формы.
Собеседники отступили от окна, и Традескант повел художника к главному залу, где король и его двор обычно обедали, а потом проводил наружу, в дворик перед залом.
— Вы спите в зале?