Зеркала Борхеса
Шрифт:
«Слава Богу, ветер…», – едва слышно прошелестел в голове слабый и беспомощный внутренний голос. – «Это, братец, очень-очень хорошо. Просто замечательно и бесподобно… Во-первых, жара обязательно спадёт. Во-вторых, на небе могут появиться дождевые тучи. А тучи – это великолепно! Из них же иногда льётся водичка. Вода… Стоп! Что это такое – под ладонью правой руки? Это же, это же… Простыня!».
Алекс открыл глаза и торопливо поднёс к ним кулак правой руки – вместе с крепко-зажатым в нём куском светло-серой льняной ткани.
– Так его и растак, да с тройным перехлёстом в печень кальмарову, – вырвалось непроизвольно.
– Амадей, немедленно прекратите так грязно и неприлично выражаться! – весело возмутился звонкий, смутно-знакомый женский голос. – Вы же, всё-таки, не боцман с затрапезного пиратского брига, а, наоборот, благородный странствующий идальго. Бескорыстный
– Аннабель, это ты? – внимательно всматриваясь в девушку, стоявшую возле его кровати (то есть, возле корабельной койки), удивился Алекс. – Мне это, часом, не снится?
«Она самая», – не дожидаясь ответа, настойчиво зашептал искренне-обрадованный внутренний голос. – «Никаких сомнений. Рыжие задорные кудряшки, шальные зелёные глаза, смешливые ямочки на смуглых щеках. Только одета на этот раз поскромнее: не в мужской шкиперский наряд, а в обыкновенное женское платье. Уточняю, в нарядное и сильно-декольтированное платье, что немаловажно… Это, что же, братец, получается? Оказывается, что в Стране Грёз сны могут пересекаться между собой? В том плане, что могут быть «наполнены» одними и теми же персонажами? Интересное такое кино…».
– Не снится, – приветливо улыбнулась Аннабель. – Рада видеть тебя, доблестный кабальеро Диего Амадей Буэнвентура-и-Гарсия. Хорошо выглядишь, – смешливо прыснула. – В том плане, что будешь хорошо выглядеть, если тебя, обормота беспокойного, хорошенько подлечить, старательно отмыть, вволю накормить-напоить и приодеть в приличную одёжку.
– А как ты здесь оказалась? – принялся бестолково сыпать вопросами Алекс. – Одна? А где дон Борхео, капитан Зорго и дожденосная птица Шань-янь? Мы сейчас находимся на борту «Короля»? А где конкретно находимся? В каком конкретном море? И, вообще…, – потерянно замолчал, а потом, вздохнув, добавил: – И, вообще, я ничего не понимаю. Ну, из знаменитой и нетленной серии, мол: – «Что? Где? Когда?». Совершенно ничего…
– Бедненький, – сочувственно покачала головой девушка.
«Заметь, братец, сочувственно!», – не преминул прокомментировать наблюдательный внутренний голос. – «Безо всякого ехидства и язвительности. И это навевает… э-э-э, определённые надежды. Надежды – на что? На то самое, о чём ты, бродяга мечтательный, и подумал…».
– Значит, милый сеньор Буэнвентура, ты слегка запутался? Бывает, конечно. Что же, попробую прояснить – в первом приближении – ситуацию… Мы с тобой сейчас находимся на борту трёхмачтового фрегата «Луиза». Удивляешься, что такому серьёзному кораблю присвоено нежное и легкомысленное женское имя? Причём, даже не королевское? Ничего странного и сверхординарного. Просто здешний капитан так обожает собственную драгоценную жёнушку, что пошёл на некоторые нарушения суровых морских традиций… А бриг «Король» сейчас благополучно отстаивается в порту Сан-Анхелино. То бишь, подвергается всестороннему ремонту после последнего знакового плавания к острову Ямайка, сопровождавшемуся различными серьёзными катаклизмами. Природными, в том числе… Естественно, что и твой закадычный дружок Зорго остался при своём любимом кораблике: надзирает, руководит, лично борта конопатит, ну, и так далее. Все пылинки сдувает, если зрить в корень… Дожденосная птица Шань-янь? Конечно, улетела. За достойное выполнение задания ей полагалась свобода… Теперь по событиям вчерашнего утра. Да-да, вчерашнего. Не перебивай, пожалуйста. Итак, на вчерашнем туманном рассвете мы услышали отголосок далёкого выстрела. Естественно, засекли направление, откуда упомянутый отголосок прилетел, пальнули в ответ из носовой пушки и насторожились. Почему, интересуешься, насторожились? Просто места тутошние такие – мрачные, неприветливые и откровенно-мутные. Всего можно ожидать. Всего-всего-всего… Говоришь, что на тебя пыталась напасть голодная акула? Отбился? Молодец. Скажу по большому секрету, что здесь водятся такие… м-м-м, неадекватные существа, по сравнению с которыми даже самая большая и злобная акула покажется тебе мирной и славной рыбёшкой… Ладно, продолжаю повествование. Потом задул лёгкий ветерок, туман постепенно рассеялся. Подняли паруса, двинулись в нужном направлении и засекли одинокую шлюпку, беспомощно болтавшуюся на мелких волнах. Короче говоря, обнаружили в шлюпке одного старинного знакомца, находившегося в бессознательном состоянии, подняли его на борт «Луизы», напоили водичкой. То, сё… И тут я, врать не буду, немного испугалась и даже слегка запаниковала. Почему? У тебя, Амадей, был сильный жар, и пузыри от ожогов (вместе с синяками, ссадинами и ушибами), наблюдались по всему телу. Что делать? Ну, не сильна я в делах
– Как это – всё? – возмутился Алекс. – А как же остальные мои вопросы? Вот, ты, к примеру, вскользь упомянула про «мрачные, неприветливые и откровенно-мутные места-края». О чём, собственно, шла речь?
– Непоседливый, мечтательный и любопытный торопыга, – одобрительно хмыкнула Аннабель. – Впрочем, это и не плохо. В том глубинном смысле, что всякие разумные, расчётливые и холоднокровные дельцы мне совершенно не нравятся… Предлагаю, Амадей, следующий распорядок. Сейчас я отправляюсь на камбуз и озабочиваюсь приготовлением скромного, но сытного и вкусного завтрака. А ты, отважный путешественник, встаёшь, приводишь себя в порядок, одеваешься и следуешь в кают-компанию. Это от твоего кубрика – вторая дверь направо по коридору. Там встретимся, слегка перекусим и вволю поболтаем… Согласен? Тогда я пошла. До скорой встречи… Кстати, на «ты» мы общаемся только наедине. По крайней мере, пока. Дабы избежать косых и непонимающих взглядов. Договорились?
Кают-компания оказалась достаточно тесной, но уютной: общей площадью метров одиннадцать-двенадцать квадратных, с цветными коврами-гобеленами на стенах, двумя круглыми иллюминаторами и элегантной старинной мебелью благородного розового дерева. А ещё на высокой тумбочке (очевидно, намертво прибитой к стене), располагалась крохотная спиртовка, над пламенем которой была пристроена странная конструкция: пузатое бронзовое ведёрко, из которого высовывалась медная цилиндрическая ёмкость с длинной ручкой.
– Люблю кофе, приготовленный по-арабски, – как ни в чём не бывало, пояснил дон Борхео. – То есть, заваренный на воде, которая нагрелась-закипела вследствие пребывания в раскалённом песке специального состава… Проходите, уважаемый сеньор Буэнвентура-и-Гарсия. Проходите, не стесняйтесь. Искренне рад нашей очередной встрече и всё такое прочее… Спасались, как я понимаю, от корабельного пожара? Мол, налетели бесстыжие пираты, образовалась жаркая схватка и – в конечном итоге – ваше судно загорелось?
– Да, нечто похожее, – неуверенно пробормотал Алекс. – Уж без пожара, точно, не обошлось…
– Следовательно, решили, добыв энное количество золотосодержащего песка и ценных самородков, вернуться обратно – в цивилизованную и комфортабельную Европу? Что же, дело житейское и, более того, насквозь понятное… Но, по всей видимости, не получилось? То бишь, собственную жизнь спасти удалось, а материальные ценности, добытые трудами праведными в суровых и заснеженных Кордильерах, нет?
– По всей видимости…
«Странный, всё же, дядюшка у нашей прекрасной Аннабель», – неодобрительно проворчал сварливый внутренний голос. – «Во-первых, ведёт себя так, как будто мы с ним расстались только вчера. Во-вторых, он совсем позабыл про третьего человека, присутствующего сейчас в кают-компании. Не вежливо это. Не одобряю.… А этот «третий», между тем, является личностью, безусловно, приметной. Представительный такой господинчик – высоченный, широкоплечий, плотный, усатый, в нарядном камзоле, украшенном пышными лиловыми и сиреневыми кружевами, в кудрявом длинном парике благородного пепельного цвета, с длинной дворянской шпагой – в нарядных ножнах – на левом боку. В правое ухо вставлена массивная золотая серьга, украшенная крупным ярко-красным самоцветом, весело искрящимся в солнечных лучах, падающих из иллюминатора. Поверх кудрявого парика располагается стильная чёрная треуголка. Франтоватый такой господинчик… Кто он такой? Трудно сказать. Если судить по наряду, то вшивый аристократ, богатый бездельник и никчемный прожигатель жизни. Только, вот, глаза выбиваются из этого образа. Как принято говорить в таких случаях – «глаза серьёзного и несуетливого убийцы». А еще и физиономия, ко всему прочему, вся в шрамах. Штук десять-двенадцать, запросто, можно насчитать…».