Зеркала Борхеса
Шрифт:
Простор. Свобода. Воля…
Славное место – Пуш-долина. Степь, медлительные и задумчивые речки, звонкие весёлые ручейки, круглые озёра – глубокие и мелкие – наполненные до самых краёв хрустальной, идеально-чистой водой.
Степь, она разная. На западе – ровная, с отдельно-стоящими покатыми древними курганами, пахнущая горькой полынью. На востоке – многочисленные холмы и холмики, местами заросшие колючими кустарниками, светло-жёлтая едкая пыль, навязчиво лезущая под одежду.
На западном краю долины хорошо зимовать – снега
Зато в восточных степях просто замечательно весной – там из земли, щедро-пропитанной растаявшими белыми снегами, гораздо раньше, чем в западных пределах, вылезает первая сочная травка.
В степи – и на западе, и на востоке – всегда восхитительно пахнет: утренней свежестью, полевым разнотравьем (зимой – сеном), лёгкой горчинкой, колодезной водой и нежданной тревогой.
А чем – конкретно – пахнет в степи?
Глупый и никчемный вопрос. В степи, как всем хорошо известно, пахнет степью. Не более того…
Когда Пуш-нигу исполнилось пятнадцать Больших Солнц, погиб его отец. Так, вот, случилось. Бывает. В степи – всё и всякое – бывает.
Неожиданно взбунтовались коварные лесные славяне, проживавшие где-то на далёком северо-западе. От Великого Хана поступил строгий и однозначный приказ: – «Усмирить и наказать!».
Половина родовой орды, объединившись с другими монгольскими отрядами, послушно отправилась на северо-запад.
Бунт, как и всегда, был жестоко подавлен. Орда привезла в Пуш-долину много богатых военных трофеев, главным образом – золотые и серебряные монеты, изящные женские украшения с яркими самоцветами, меха, холщовые мешки с пшеницей, глиняные горшки со сладким мёдом, новых умелых рабов и молоденьких симпатичных рабынь.
А, вот, отец Пуш-нига в родовую долину не вернулся, меткая славянская стрела пробила ему – насквозь – жилистую шею.
Он умер почти сразу, не мучаясь. Почётная и желанная смерть – для настоящего степного воина…
Пуш-ниг был в ханской семье единственным сыном. Поэтому он – в полном соответствии с монгольскими традициями – и стал новым полновластным ханом родовой орды. Так было положено – издревле.
В качестве главного советника к Пуш-нигу был назначен (он самолично и назначил), многоопытный и мудрый сотник О-чой – старинный боевой товарищ погибшего отца.
Примерно через полгода – после получения Пуш-нигом высокого ханского статуса – О-чой заявил:
– Хан, ещё не познавший женщину, не может считаться полноценным ханом. Пришла пора, мальчик, становиться настоящим мужчиной.
Той же ночью в белую ханскую юрту Пуш-нига вошла Минга, предпоследняя жена О-чоя, женщина шустрая, симпатичная и опытная.
Пуш-ниг быстро выполнил то, что от него требовалось и, отвернувшись, крепко уснул.
Утром, во время скромного степного завтрака, сотник был непривычно
– Что-то случилось? – спросил молодой хан. – Опять взбунтовались подлые лесные славяне?
– Нет, на севере всё спокойно.
– Что же тогда? Я прошлой ночью вёл себя недостойно – для звания настоящего мужчины?
– И здесь всё было хорошо… Но Минга считает, что ты, хан, не получил от общения с ней никакого удовольствия. Ни малейшего… Это так?
– Не знаю, сотник. Я ничего не почувствовал. Ну, как будто поужинал непривычной пищей, не более того.
– Это очень плохо, – запечалился О-чой.
– Почему?
– У мужчины, который не получает от сношения с женщинами удовольствия, не бывает, как правило, детей… Бездетный хан? Это грозит серьёзными, разнообразными и многочисленными неприятностями. Например, напыщенные и излишне-гордые старейшины нашей орды могут обратиться к Верховному Хану с нижайшей просьбой – поменять родового хана. Высший Закон это разрешает.
– Что же теперь делать? – слегка забеспокоился юный Пуш-ниг.
– Будем менять женщин. Искать ту, которая подойдёт тебе. Ту, которая сможет зачать от тебя ребёнка…
С момента того знакового разговора прошло-минуло около девяти с половиной Больших Солнц. Прошло и прошло. Бывает…
За это время в белой юрте Пуш-нига побывало множество женщин – и его законные монгольские жёны, и молоденькие китайские наложницы, и иноземные белокожие блудницы. Сколько всего их было? Может, пять сотен. Может, вдвое больше. Какая разница?
Но ничего – ровным счётом – не изменилось. Ни-че-го. Пуш-ниг, усердно выполняя свою мужскую работу, не испытывал при этом ни малейшего удовольствия, а женщины – коварно и упорно – не желали беременеть.
Однажды О-чой исчез на десять Маленьких Солнц – уехал в Дикую степь, лежавшую за Южным горным хребтом. Южный хребет – место злое и неприветливое, не каждого пропускающее – туда и обратно.
А в Пуш-долину – на печальном малиновом закате – сотник вернулся не один. За его широкой спиной, на крупе каурого коня, восседала хрупкая женщина, полностью укутанная в плотное чёрное покрывало. За худенькими плечами женщины висел объёмный кожаный мешок.
Введя незнакомку в ханскую юрту, О-чой известил:
– Это – Гульча, шаманка из Дикой степи.
Женщина, аккуратно пристроив кожаный мешок рядом с входным пологом, сбросила чёрное покрывало на войлочный пол ханской юрты.
Пуш-ниг невольно вздрогнул и брезгливо поморщился. Перед ним стояла уродливая старуха – низенькая, горбатая, оборванная и совершенно-седая. По тёмно-коричневому лицу пожилой женщины змеились многочисленные глубокие морщины, а её крючковатый и длинный нос был щедро утыкан лиловыми и тёмно-сизыми бородавками.
– Сотник, ты окончательно сошёл с ума? – возмутился Пуш-ниг. – Хочешь, чтобы я переспал с этой древней и грязной развалиной? У неё же белые вши ползают в волосах!