Зеркальное время
Шрифт:
Огромные глаза девочки неотрывно смотрели на него. Она подняла руки жестом мольбы и шагнула к Юлиану!
Послышался звон и треск лопающегося стекла. Юлиан отпрянул и прикрыл голову руками, защищаясь от осколков. Звон, треск и грохот не утихали. Пол вибрировал под ногами. Острые осколки летали по воздуху, как снаряды, со звоном ударялись в другие стекла, и те тоже лопались.
Из сверкающего стеклянного
Рогер вскрикнул. Девочка сделала неуверенный шаг и остановилась перед Юлианом.
— Беги! — воскликнула она со смешанным выражением печали, боли и испуга. — Спасайся, Юлиан!
— Не слушай ее! — кричал Рогер срывающимся голосом. — Она врет!
Юлиан не поверил ему. Это лицо, эти глаза не могли обманывать!
Он снова ощутил нечто зловещее и мрачное, наполнившее все пространство.
— Беги отсюда! — крикнула девочка. — Я тебе помогу!
Юлиан развернулся и побежал.
Он сам не знал куда. Голоса, который до сих пор вел его, больше не было слышно, зато отовсюду раздавался разъяренный рык и шипение, будто дикий зверь увидел, как от него ускользает добыча, которую он уже считал верной.
Звон и треск стекла продолжался. Стеклянные осколки сыпались сверху, пол дрожал, как при землетрясении, лабиринт разрушался на глазах.
Но это не Юлиан разбивал стекла. Они лопались одно за другим, как от удара кулаком, за секунду до того, как Юлиан добегал до них, так что ему приходилось бежать под градом осколков.
Лопались не только те стекла, которые были на его пути, но и все остальные. А посреди этого разрушения стояла черноволосая девочка и махала ему рукой, торопя к выходу.
Рогер попытался поймать его, но Юлиан ловко увернулся, толкнул дверь и понесся по коридору. Рогер вопил ему вдогонку:
— Стой, идиот безмозглый!
Юлиан ускорил бег, оглянулся через плечо и увидел, что Рогер пустился в погоню. Но страх придал Юлиану такие силы, что расстояние между ним и Рогером даже увеличивалось.
— Остановись! — кричал Рогер. — Прошу тебя!
Юлиан мчался дальше. Коридор отеля быстро приобретал нормальный вид, не являя собой мешанины из двух реальностей. И наконец Юлиан увидел в конце коридора лифт. Рогер уже догонял его, и Юлиану пришлось собрать все силы для последнего рывка.
Лифт за это время тоже изменился, теперь это была кабина за двойной решеткой. Юлиан влетел в эту кабину и едва успел задвинуть за собой решетчатую наружную дверь.
— Подожди же! — кричал Рогер. — Я ничего тебе не сделаю! Только останься!
Он добежал до двери, когда Юлиан закрывал уже и внутреннюю решетку. Но вместо того, чтобы отодвинуть наружную дверь, Рогер принялся неистово трясти ее, вцепившись в прутья. Казалось, в панике он потерял рассудок. Лицо его было искажено. Но гримаса, которую Юлиан в первое мгновение приписал его ярости, на самом деле выражала отчаяние.
Внутренняя решетка наконец сомкнулась с громким щелчком, и Юлиан нажал кнопку первого этажа. Высоко над его головой тяжело заработал мощный
— Останься! — кричал Рогер. Он так бешено тряс решетку, что даже кабина содрогалась. — Останься, Юлиан!
Лифт заскользил вниз, и через несколько мгновений Рогер исчез из виду.
Глава третья ЛЮДИ И ДРУГИЕ МОНСТРЫ
Хотя радиобудильник у кровати Юлиана с электронным упорством настаивал на том, что время перевалило за одиннадцать, он, проснувшись, чувствовал себя как колесованный. Шевельнувшись, он обнаружил, что у него сильнейший мышечный спазм. Он лежал в постели одетый и теперь припомнил, что действительно оделся вчера перед тем, как выйти из комнаты.
Он сел в постели и с недоумением взглянул на свои руки. Они были усеяны сотнями мелких порезов и царапин. А на измятой постели поблескивало бесчисленное множество мелких стеклянных осколков.
Юлиан в смятении потянулся рукой к простыне, но внезапно ему стало страшно прикасаться к стеклам, как будто можно было считать их несуществующими, если не притрагиваться к ним. Но стеклянные шипы запутались и в волосах и в одежде. Если все, что он мог припомнить, только приснилось ему, тогда откуда здесь эти стекла?
Он прошел через ванную комнату в гостиную, держась подальше от раковины — вернее, от зеркала над раковиной. Процедуру утреннего умывания он решил в этот день пропустить.
На столе в гостиной он нашел записку от отца и оставленную им денежную купюру. В записке говорилось, что в два часа отец ждет его в варьете, что портье предупрежден и впустит его. Деньги были предназначены для такси. Юлиан и намеревался потратить их на такси, но не для того, чтобы ехать в варьете. Он далеко не был уверен, что вообще явится на условленную встречу.
В ванную он все-таки вернулся, вычесал из волос микроскопические стеклянные иглы и освободил от них, как мог, лицо и руки. Он был так исцарапан, будто целовался с кактусом. Но надеялся, что это не привлечет внимания.
Когда двери лифта разъезжались в стороны, он заметил в холле знакомую долговязую фигуру в мятом плаще. Но как раз в этот момент Рефельс отвернулся, чтобы перекинуться словом со служащим отеля, и Юлиан выскользнул незамеченным. Поскольку прямой путь к выходу ему был заказан, он свернул налево и прошел в зал для завтраков, хотя вовсе не был голоден.
Несмотря на поздний час, в буфете все еще царило оживление, но Юлиану это было только на руку. Лучшего укрытия, чем в толпе, и придумать нельзя, а поскольку он мог через стеклянную перегородку видеть все, что происходит в холле, рано или поздно он улучит момент, чтобы улизнуть от Рефельса. Пока же он взял себе из стопки подогретую тарелку и принялся накладывать на нее все подряд со шведского стола, включая и то, чего он вовсе не любил.
Он как раз подцепил вилкой кусочек камбалы и тут услышал за спиной: