Зеркало маркизы
Шрифт:
Миссис Финч не допускала мысли, что сын может захотеть нарушить данное обещание. Но ей пришлось с горечью убедиться, что доверять мужчинам нельзя. Дик влюбился в какую-то Минни, посмел изменить ей, матери! И хуже того – избранница сына была хороша собой, мила, умна, кроме того, она оказалась из порядочной семьи – что исключало незаконное сожительство. Приданого за Минни не числилось, и Розмари утвердилась в худших своих опасениях. Ричард пришел к матери просить разрешения на брак:
–Все эти годы я был покорным и добрым сыном. Позвольте мне чувствовать себя счастливым, и я стану всю жизнь благословлять ваше имя.
Розмари
–Разве для меня ты старался быть добрым и покорным? Это требовалось прежде всего тебе самому. Дурные, непокорные дети попадают в ад. Ты взрослый человек и имеешь право поступать, как тебе вздумается. Но я не прощаю обмана, клятвопреступник не может быть моим сыном.
Ричард вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Чтобы мальчик немного развеялся, Розмари решила отправить его в Техас, поработать на семейном предприятии. Он хотел быть художником, но кто мешает ему малевать свои картинки в свободное от работы время?
Ричард Финч больше не заговаривал о женитьбе. Он много и тяжело работал на мать за смехотворное жалованье, довольствовался самым убогим жильем и самым дешевым протезом. Впрочем, Дику не на что было жаловаться – он знал, что маменька тоже вела скромную жизнь.
По утрам Розмари Финч не пила ни чаю, ни кофе – чай вредит цвету лица, а кофе излишне будоражит. Истинная причина воздержания, впрочем, заключалась в дороговизне этих продуктов. Она выпивала стакан кипятка, облачалась в свое черное шерстяное платье с множеством карманов, укладывала в сумку документы, пакет с овсянкой и револьвер. Как черная птица, летела миссис Финч по улицам к Гудзону, затем на паром, а потом к Национальному банку. Умная Рози, которую к этому моменту звали уже иначе – «ведьма Уолл-стрит», не признавала транспорта, она преодолевала бы пролив вплавь, если бы умела плавать. В офисе банка у нее был свой стол, и публика к ней шла почище, чем та, что стояла у окошек кассиров. Розмари с нежностью разглаживала купюры, прежде чем убрать их в кошелек, серебряные доллары складывала в столбики по десять и заворачивала в вощеную бумагу. Они были ее лучшими друзьями, ее истинными детьми. В час обеда Розмари шла не в ресторан, где ее ободрали бы как липку, взяв, пожалуй, полдоллара за совершенно несъедобный обед, а в офис знакомого брокера. Она варила себе на спиртовке овсянку и подкрепляла силы. Роскошью для нее было вареное яйцо, оргией – десятицентовая колбаса.
Миссис Финч чувствовала себя счастливой.
На что она рассчитывала? О чем мечтала? Куда собиралась деть свои деньги? Когда думала их тратить? Рози не могла бы ответить на эти вопросы. Быть может, подсознательно миссис Финч верила в то, что наступит день, какой-то особый день, когда она поймет, что достаточно богата. И тогда она накупит гору новых чудесных платьев, светлых и легких, она поедет в сверкающем автомобиле на пикник, потом будет танцевать до упаду всю ночь, поддерживая себя шампанским и устрицами, чей острый морской вкус она уже забыла… Она будет смеяться и на рассвете подарит поцелуй прекрасному юноше, влюбленному в нее всем сердцем.
Разумеется, Розмари так не думала – еще на чудесных платьях ее мозг бы попросту закипел и отказался работать. Но разве подсознательно она так не считала? Не предполагала, что еще чуть-чуть, и у нее начнется другая, прекрасная, жизнь?
Как
Второй удар нанесла Сильвия. Скучная, тощая как щепка Сильвия, с вытянутым лошадиным лицом, с серыми волосами и плохой кожей, она всегда молчала и была слишком глупа и незначительна, чтобы миссис Финч обращала на нее внимание. Как выяснилось, напрасно, с дочери тоже стоило бы взять клятву, что она не свяжет себя брачным союзом. Ведь Ричард, по крайней мере, мог подыскать себе невесту с приданым, а за этой неказистой дурехой придется давать приданое!
Да, Сильвия собралась замуж. Она не унаследовала ни капли материнской красоты, но, видимо, в характере у нее все же было что-то от Розмари, потому что о предполагаемом замужестве девушка объявила безбоязненно и твердо дала понять, что не собирается отказываться от своих намерений ни в коем случае. Ее жених был Астор Уилкс, обедневший аристократ со смазливым лицом прощелыги, с невыносимым тягучим южным говором, на десять лет моложе Сильвии. Розмари впервые в жизни почувствовала приближение обморока. Впрочем, она охотно раскошелилась на свадьбу.
Матушка новобрачной была неотразима в вишневом шелке. И даже Сильвия похорошела в подвенечном платье, ее лицо светилось счастьем, и новобрачный то и дело прикладывался к руке молодой супруги. Однако за дочерью миссис Финч не дала ни цента.
–У меня все деньги вложены в дело, – заявила она Сильвии. – Дождись моей кончины и тогда распоряжайся капиталом, как пожелаешь. Ты сможешь даже подарить его своему муженьку, перевязав ленточкой и приложив открытку: «вся твоя». Но до тех пор пусть поумерит собственные аппетиты.
Смазливый аристократ, услышав от молодой жены новость, окаменел. Надо же было так ошибиться – связать свою жизнь с этой серолицей унылой кобылой и не получить ни денег, ни дома в приданое? Да что же Сильвия думает – он будет любить ее за добрый нрав? Как бы не так!
Сильвия не была настолько кротка, чтобы спускать мужу оскорбления. Она достаточно намолчалась в доме матери и теперь, в новом статусе замужней дамы, не желала укрощать своего характера. Между супругами происходили дикие ссоры. Лучше всего им было разъехаться по-доброму, но обманутый в ожиданиях муж не оставлял надежды влезть в сундуки тещи, а миссис Уилкс питала к своему мужу истинную страсть, и как больно оказалось ей понять, что страсть эта неразделенная!
Дело кончилось плохо. Миссис Уилкс пошла принимать ванну, а вынесли ее оттуда коронеры. Мистер Уилкс попал в тюрьму, а выбрался оттуда уже вперед ногами – о нем позаботилась Желтая Мама, иначе говоря – электрический стул. Право же, эти аристократы бывают очень вспыльчивы. Не стоило ему топить жену в ванне!
Розмари сильно сдала. Она погружалась в безумие все глубже и глубже. Миссис Финч не могла больше работать, да этого и не нужно было – деньги работали сами за себя. Теперь Рози не выходила из своей комнаты. Иногда она посылала горничную за черствым хлебцем в булочную и давала ей один цент на чай. Миссис Финч никого не принимала, никто не входил в ее комнату и не мог сказать, что она там делает.