Зеркало маркизы
Шрифт:
Анна не очень-то разбиралась в жрицах. Одно время в квартире, где она жила, снимала койку проститутка. Ее звали, кажется, Лиза, и она выглядела совершенно обычной девчонкой, разве что законченной «совой» – днем спала, ночью гуляла. Говорила, что работает в гостинице ночной дежурной. Но хозяйка очень быстро разобралась, что это за гостиница такая, и отказала Лизе от дома. Поскольку Лиза никогда не выходила на улицу днем, не видела солнца, у нее была очень бледная кожа. Белая, как вот на животе у лягушек бывает… Но не об этой несчастной Лизе сейчас речь, впрочем, спасибо ей, что она вспомнилась.
Анна
Хотя бы в одном Анне повезло – в метро ее действительно впустили. Даже не пришлось ничего врать. Она честно призналась женщине с усталыми глазами, что кавалер вытолкнул ее из машины и приказал никогда не возвращаться. У контролерши на лице появилась сложная смесь сочувствия и злорадства, и она махнула рукой в сторону эскалатора – иди, падшая бедняжка. Спускайся в Элизиум для простых смертных теней.
Привычный запах метро успокаивал. Было пустовато, гулко. И у Анны в голове было гулко и пустовато. Что-то металось, брезжило, никак не могло оформиться в мысль.
Что нашло на Милана? Все было хорошо. По дороге туда они почти не говорили, но Милан смотрел на нее… Так смотрел! Со страстью и с нежностью, и вина была в его взгляде и черт знает что еще. А она охорашивалась, звенела сапфировыми серьгами, побрякивала браслетом. Муза увешала ее драгоценностями, как новогоднюю елку мишурой.
–Ты не понимаешь, деточка, на тебя все станут смотреть, нужно, чтобы ты была самой красивой…
И действительно, на Анну смотрели. В толпе носились шепотки:
–Муза Огнева? Не знала, что старуха еще жива. Она же в Англию уезжала?
–…ее студентка…
–Да нет – племянница. Я помню, у нее была какая-то племянница. Впрочем, она постарше должна быть…
–Чудит старуха.
–А ничего так эта, как ее…
Анна знала того, кто сказал последнюю фразу. Это был ведущий препохабнейшего молодежного шоу, по совместительству актер и режиссер настолько же непритязательно щекотливых комедий, истощенный до крайности юноша в постоянно спадающих штанах, которые он поддергивал весьма ловким движением. Впрочем, не исключено, что так было задумано, и штаны падали по запланированному имиджмейкером расписанию. Тем не менее прозвучавшие слова ей польстили.
Анна выпила шампанского и отведала тарталеток с невнятным паштетом. Больше ей делать было нечего. Триумф оказался коротким и скомканным. Она начала продвигаться к выходу. Милан уже ждал, предполагал, видимо, что Анна выйдет раньше, чем запланировано. Он отвез ее на несколько десятков метров в сторону и вдруг ударил по тормозам. Милан повернулся к Анне и взял ее за плечи. Она, дурища, ждала поцелуя и по-голливудски зажмурилась. Но Милан не стал ее целовать. Совсем напротив. Он сказал, глядя в ее запрокинутое лицо, нехорошо чеканя, разделяя слова:
–А теперь ты выйдешь из машины. И никогда – слышишь? – никогда не вернешься в тот дом. Для своего же блага. Поняла?
Анна не поняла, и тогда он ей помог – распахнул дверь и почти
–Пошла вон, – сказал напоследок.
И уехал. А Анна осталась на подмерзающем тротуаре, изумленная, испуганная. Без денег, без телефона, без ключей от какой бы то ни было квартиры. И без малейшего понятия о том, что, черт побери, происходит.
Но у нее будет время подумать. Посоветоваться с Ленкой, опять же, не помешает. Вспомнив о бывшей соседке, Анна ощутила вдруг укол совести. Свинство, конечно, что она так ни разу и не позвонила приятельнице. А ведь были не разлей вода, спали на расстоянии вытянутой руки друг от друга, делились последним. Но на Анну навалилось так много забот…
Ох, и богат на сюрпризы был этот вечер, от которого Анна ждала совершенно другого! Например, она никак не думала, что Ленка станет медлить, услышав в домофоне ее голос. Но все же раздался сигнал, дверь открылась. Ленка ждала Анну на пороге.
–И кто это к нам пожаловал! – сказала вместо приветствия приятельница, и голос ее прямо-таки сочился ядом.
Анна удивилась.
–А шуба-то на ней, батюшки! А серьги-то! – продолжала Ленка. Она стояла на пороге, словно раздумывая, пускать ли приятельницу в квартиру. Но когда Анна поравнялась с ней, все же отступила в глубь прихожей. – Ох, а духи-то! Уже не «Новая заря», а, Анечка?
–«Шанель», кажется, – пробормотала та. – Вообще-то – привет.
–Ну, и тебе привет, коли не шутишь.
Ленка пошла на кухню, Анна – за ней.
–Слушай, а что это ты со мной так разговариваешь?
–А как же мне с тобой разговаривать? – удивилась Ленка. Неподдельно удивилась. – Ты же у нас теперь крута и гламурна. Нам, простым смертным, с тобой и общаться-то страшно. В недалеком будущем богатая наследница, питомица дышащей на ладан старушки, позвольте недостойной предложить вам чаю. Чаишко, конечно, негодный, труха в пакетиках, да и в целом с провиантом так себе…
–Погоди-погоди! – завопила Анна. – Кто тебе это сказал?
–Кто сказал? Да я и сама вижу. Открываю дверцу, а в холодильнике мышь повесилась. Ни жюльенов, ни пти-фур…
–Да не про холодильник! А про старушку… Про богатую наследницу.
–Да ты же, голубушка, и сказала. Ты чего? «Шанели» обнюхалась?
–Когда?
–Тогда-а, – передразнила ее Ленка. – Не могу вспомнить когда. Недели две назад. Позвонила мне и сказала, что возвращаться не собираешься. Что я могу взять твои вещички себе «на бедность». Да-да, не делай круглые глаза. Сказала, что старушка от тебя без ума, что она скоро двинет кони и завещает тебе все свое состояние.
У Анны закружилась голова.
–Не может быть. Ничего такого я сказать не могла. Ты извини, но я вообще тебе не звонила. Ни разу.
–Еще как звонила! Да, кстати. Потом мне звонила твоя мама. Спрашивала, почему ты таким странным голосом отвечаешь по телефону. Как-то коротко и невнятно. Не заболела ли ты. Не связалась ли, часом, с нехорошей компанией. Твоя мама подразумевала наркотики, я так понимаю. Ну, я ее успокоила, как могла. Сказала, что ты вовсе не торчишь на игле, а просто зазналась выше меры и готовишь себя к грядущему богатству. Твоя мама, правда, все равно расстроилась. Уж не знаю почему.