Зеркало маркизы

Ломовская Наталия

Анна видит дальнейшую жизнь ведьмы – хотя это уже не жизнь и не ведьма. Эта не-жизнь начинается с того, что злодейка горит на костре. Ее хриплые крики, ее мольбы только еще больше раззадоривают ликующую толпу. Почему эти люди так радуются, ведь они же сами ходили к ведьме со своими нуждами? Вон та молодуха с приворотным зельем… А тот благообразный гражданин отравил свою жену, тещу и пасынка ради денег, а падчерицу пощадил и теперь женился на ней… Ведьма горит, ее крики все не смолкают, слышен запах горелого мяса.

–Попроси своего отца, чтобы он погасил огонь! – советуют ей из толпы.

И ведьма просит.

Ее новая жизнь – не-жизнь начинается в ледяной пустыне, где уж точно нет никакого

огня, так помог ей ее отец. Там также нет ни света, ни тепла, ни милости, ни надежды. Ничего. Только такие же, как она, неприкаянные души бродят по унылой равнине. Но ведьма и тут никому не уступит в склонности ко злу – она начинает терзать подвернувшиеся ей души, якобы за грехи земные, на самом деле – чтобы удовлетворить свою жажду. Муки, которые она сама испытывает, находясь в этом месте, предназначенном специально для того, чтобы заставлять души страдать, оттого ничуть не умаляются, но вскоре она выслуживается, она совершенно забывает и имя свое, и человеческий облик, меняется, трансформируется… Она больше не ведьма, не женщина, вообще не человек – она демон, чистое, абсолютное зло, порождение адской боли и страданий.

Тем обиднее для него, когда человек снова вызывает его на землю. Подчиняясь смертному существу, пусть и освоившему азы черной магии, демон испытывает досаду, но на самом деле он рад. Он любит людей – в гастрономическом смысле. Те их бледные призраки, что являются в ледяную долину на казнь и муку, конечно, бывают очень занятны, но их не сравнить с настоящими, живыми, людьми, в чьих жилах течет горячая вкусная кровь, чьи глаза полны влаги, а души – невысказанных желаний.

Связанный заклятием, демон поселяется в зеркале. Он все так же не жив, но теперь его бытие наполнено смыслом и надеждой. Он сможет освободиться, собрав семь ключей, семь смертных грехов, подтолкнув на путь гибели семерых женщин… Или даже лишь одну женщину, если найдет в ней достаточно тьмы. О, не страшно, если ему придется подождать, у него есть все время мира, у него вечность в запасе, и, на долгие годы задремывая в тиши заброшенных особняков и музейных хранилищ, демон не волнуется ничуть. Любое бытие, любое небытие лучше ледяных пустынь ада. Но освободиться, ходить по земле – по-прежнему его заветная мечта. Времена меняются, рушатся королевства и империи, люди становятся иными – менее богобоязненными, более свободными. С ними теперь проще, их можно соблазнить, улестить, взять.

Анну берут. Она чувствует вторжение демона именно так – словно тот насилует ее всей своей сущностью. От Марка остается только смятая оболочка, а демон медленно перетекает в тело Анны, шепча ей на ухо странные, сладкие, заманчивые обещания.

–Мы будем с тобой вместе, моя дорогая, мы будем вместе всегда, мы будем жить вечно, пока жива Вселенная. У нас появится множество имен, тысячи профессий, мы сделаем этому миру и многим другим мирам чудесные подарки. Мы станем основателем кровавого культа; мы будем химиком и придумаем новый наркотик; мы выбьемся в министры и развяжем войну… Какие чудесные приключения нас ждут. И ты будешь со мной, будешь мною, я буду смотреть на мир твоими глазами. Твоей наградой станет вечность в моем обществе – ты счастлива, скажи?

–За что? – спрашивает Анна холодеющими губами.

–Похоть, – шепчет ей на ухо демон. – Похоть и отчаяние. Два последних ключа. Ты дала мне больше, чем я смел надеяться, мое щедрое дитя. Как стало просто с вами, с людьми, с тех пор, как я жил на земле. Вы забыли слова заклинаний и молитв. Вы стали доверчивы, жадны, горды, тщеславны. Вы теперь не избегаете соблазнов, а с радостью служите им, возводите соблазн в принцип… О, вы стали доступнее и вкуснее…

–Отпусти ее, – раздается голос от двери.

Демон оборачивается и шипит, как кошка.

«Уходи, – хочет крикнуть

Анна, но ее губы еле двигаются, словно после укола ледокаина. – Уходи, ты не можешь мне помочь, уже никто не сможет мне помочь».

А когда губы ее начинают двигаться, она с изумлением слышит свой голос, который произносит совсем другие слова:

–Помоги мне! Пожалуйста…

Анна удивлена и растеряна, но, кажется, это те слова, что были нужны сейчас, – судя по реакции демона. Он выглядит смущенным, насколько его личина способна передавать чувства. Ледяная хватка разжимается. Он отступает от Анны.

У порога стоит Алексеев. Наперевес он держит что-то… Что это? Анна подавляет неуместный смешок. Старинный домкрат, где только Алексеев такой взял? Возил с собой, вероятно. И он думает этой штукой победить демона – бессмертного, почти всемогущего?

Домкрат… Крест… Но не крестообразное сооружение убеждает Анну, и не вера в глазах Алексеева, и не то, как твердо делает он шаг, как усмехается, занося для удара свое оружие. Даже не это.

А надежда, зарождающаяся в душе Анны. Последний ключ, последний смертный грех, отчаяние, отнят у демона. Он бессилен перед людьми – но и вернуться в зазеркальный плен они тоже не в силах его заставить. Демон останется здесь – бледной тенью, ночным призраком, злым духом, он станет копить силы, ведь у него вечность в запасе. Но однажды вернувшаяся надежда уже не покидает Анну, и все трое слышат новый звук.

Глухое ворчание.

Собака.

Мара.

Она стоит у дверей, из разорванного горла капает кровь. Мара не должна быть жива, ни одно существо не может жить с такими ранами, но тем не менее она стоит на ногах и смотрит на демона с угрозой.

Собака прыгает, и на этот раз демон не успевает оборониться. Он слишком удивлен неожиданным сопротивлением людей: они не должны были ему помешать, они так жалки, их так просто соблазнить! Но, похоже, демон чего-то недоучел, просмотрел важное, проморгал очевидное. Что заставило их питать надежду, когда все уже было кончено? Ответ прост, он лежит на поверхности, но демон не в силах делать выводы. Собака бросается ему на грудь, отбрасывает всей массой к стене, к пустой раме зеркала, к дверям его темницы. Слабая, поддельная плоть легко сминается под живым и горячим напором, вбивается в раму, застывает под пленкой ледяного киселя. Демон воет, но глотку ему заливает подвижная ртуть, и чудовищу приходится смолкнуть.

Через две секунды все кончено. В комнате тихо, пусто. Только у зеркала лежит умирающая собака, тяжело дышит Алексеев, все так же занеся над головой свое оружие. Анна садится на пол, берет на колени голову Мары, смотрит в ее умные глаза. За семь ударов сердца до смерти Анна узнает правду.

Шесть ударов.

Глаза гаснут, но это все те же глаза цвета темного меда.

Пять ударов.

Он был послан, чтобы защитить ее.

Четыре удара.

Провинившийся перед ней смог искупить вину.

Три удара.

Он умирает снова, но теперь ему не страшно и не больно.

Два удара.

Потому что Анна будет жить, будет счастлива.

Один удар.

Анна наклоняется и прикасается губами к потухшим глазам собаки.

Чудо произошло. Чудо, о котором она просила.

Анна встает и говорит Алексееву:

–Дай-ка мне.

Она берет домкрат и слегка бьет по зеркалу. Оно не разбивается немедленно, как следовало бы ожидать, нет. По поверхности его бежит рябь, потом появляется крестообразная трещина. Трещина растет, ширится, и Анне кажется – она видит уродливую морду существа, тянущегося к ней оттуда. Она бьет еще раз, и зеркало взрывается фейерверком стеклянных брызг. Анна чувствует болезненные уколы – особенно злонамеренные брызги попали ей на руки, на лицо, поранили ее, но это просто царапины, они заживут.